— Прекрати орать. Возьми себя в руки!
— Ты мне не веришь, а я знаю. Такого он не простит. Они нас уже ищут.
— Здесь они нас не найдут. Про то, что я арендую здесь ангар, никто из наших не знает. Телефоны я отключил — вот, — Глеб продемонстрировал выключенный мобильник. — И потом не забывай — это дело нескольких дней. А потом… потом для нас с тобой все уже будет неважно. Даже его слепая ярость.
— А если у нас без него ничего не получится?
— Должно получиться. Ритуал простой. И потом самое главное, — Глеб криво и как-то жалко улыбнулся, — мы с тобой уже сделали. Жертва бескровная, гекатомба… Попробовал бы он это сам, сука… Сука подлая, чистюля… Сам мараться не захотел, грех на душу брать…
Ненавижу я его! С той самой минуты ненавижу, как…
— Но он же помог нам. Тебе и мне. И она, Анна, помогла. Реально помогла. Кем бы я был сейчас? Беспомощным калекой после той аварии, а они…
— Она просто классный экстрасенс. Да, она вместе со своим братцем поставила тебя на ноги. Но сейчас полно сильных экстрасенсов, и никого это не удивляет. Тут нет ничего такого, сверхъестественного.
Михаил посмотрел на брата.
— А если у нас все же не получится? — спросил он. — Если все это — обман? Мираж?
— Тогда тем более он не должен нам предъявлять претензии. — Глеб снова криво улыбнулся. — Ну-ну, ты брось это самое, сомнения. Тут верняк — это я тебе говорю. Я верю, я искренне в это верю, я убежден, слышишь ты? Думаешь, я ввязался бы во всю эту сучью свадьбу, если бы не был уверен?
— Это он вбил тебе в голову эту уверенность. Так же, как и мне. Он умеет внушать — ты же знаешь. И я… я боюсь. Боюсь, понимаешь ты это? Там, на кладбище, когда ножом бил, — не боялся. А сейчас боюсь.
Глеб тряхнул его за плечо:
— Прекрати сходить с ума. Две трети пути уже нами пройдено. Те сдохли, как им и положено. А он нас здесь не найдет. Это, Миха, только демоны и фурии-мстительницы нюхом чуют след, а он — всего лишь человек. Он такой же человек, как ты и я. И опереться ему теперь не на кого — мы были у него стержнем всего, ты сам это знаешь. Он держал нас за слуг. Он бог, а мы — слуги покорные, безотказные… Ненавижу его! И ты запомни накрепко — к нему нам возврата нет. Что бы ни было — там, — он кивнул на ангар, — это добыли мы, рискуя своей головой и своей свободой. Теперь это в наших руках. И лишаться этого после всего, что мы сделали, что вынесли на своих плечах, — глупо и несправедливо. Слышишь ты, несправедливо! А я за справедливость где бы то ни было — даже в аду. — Он снова грубо тряхнул брата за плечо. — И я больше не желаю быть слугой ни у кого, а тем более у него.
— Он убьет нас, — прошептал Михаил, — он дьявол. Он не позволит нам этим воспользоваться. Он все равно до нас доберется.
— Кончай причитать.
— Я говорю тебе — он нас убьет!
— Хватит! Займись вон лучше аккумулятором! — прикрикнул зло Глеб. — Я говорю, кончай ныть! Иначе я тебя ударю. Ну!
Широкоплечий приземистый Михаил неожиданно всхлипнул.
— Совсем нервы ни к черту стали, — уже мягче сказал ему Глеб и потрепал брата по небритой щеке. — Ну что ты, на самом-то деле. Был такой молодец, настоящий боец… Я тебя, Миха, просто не узнаю. Успокойся. Забудь обо всем. Займись аккумулятором, проверь мотор. Когда снимут этот чертов запрет на полеты, у нас с тобой, братуха, все должно быть готово. А это, — он оглянулся на ангар, — это на ближайшие дни надо спрятать в надежном месте. Мало ли что.
— Что? — эхом откликнулся его брат.
— Ничего. Опять совсем не то, что ты подумал. Просто вдруг опять будет гроза и в ангар ударит молния? Это было бы уж совершенно некстати. — Глеб как-то странно хмыкнул, точно крякнул. — Вмешательство небес.
На служебном входе Дворца культуры завода точной механики города Зеленограда дежурила специально нанятая на этот вечер многочисленная охрана. Но Антон Петрович Брагин миновал всех этих зеленоградских чоповцев беспрепятственно. Его знали в лицо как одного из устроителей и организаторов сегодняшнего мероприятия.
Еще на подъезде к Дворцу культуры Брагин заметил большое скопление машин и разрозненные возбужденные группки молодежи с аляповатыми плакатами и разноцветными воздушными шарами. Что ж поделаешь? Кому-то всегда не хватает места в битком набитом зале и приходится торчать на улице.
— Как дела, Василий? — спросил он дежурившего в служебном вестибюле знакомого милиционера. Присутствие представителя власти на подобных мероприятиях тоже было обязательным.
— Все в порядке, Антон Петрович. Народу уйма. Ну, как обычно на таких сеансах.
— Никаких звонков? Никаких сюрпризов?
— Все спокойно, — ответил милиционер, сосредоточенно прислушиваясь к гулу голосов, доносящихся из зрительного зала.
Брагин кивнул — в прошлый раз были и сюрпризы: кто-то позвонил в местное отделение милиции и сообщил о заложенной во Дворце культуры бомбе. Пришлось срочно эвакуировать зрителей. А еще на одном сеансе какой-то шизофреник в пароксизме восторга с криком «смотрите, я левитирую, летаю!» спрыгнул с балкона прямо в переполненный партер. Он сломал себе шею и жестоко покалечил еще троих человек. Приехала «Скорая», милиция. Какой-то идиот из охраны с перепугу вызвал по сотовому бригаду МЧС. «Левитатора» спасти не удалось, агония его была ужасной. Врачи ничем не смогли помочь. А результатом всего этого инцидента стало пренеприятнейшее разбирательство с прокуратурой и улаживание дел с местной администрацией, грозившей приостановить аренду Дворца культуры для сеансов «Геоастратрансцендентальной медитационной медицины», собиравшей с каждым разом все большее количество зрителей и фанатичных приверженцев.
Брагин быстро поднялся по лестнице на второй этаж. По мере того как он поднимался, гул за бетонными стенами вестибюля все нарастал — сеанс был в самом разгаре. Брагин знал, как все это начинается, как раскручивается, — сначала сумрак и тишина. Тихая мелодичная музыка, доносящаяся из динамиков. Потом свет на сцене: белый — слепящий глаза, красный — тревожный, синий — умиротворяющий, оранжевый — пробуждающий сознание, малиновый — сочный и спелый, фиолетовый — манящий за собой, снова красный — угрожающе-яркий. И — мгновенная тьма. Полная и густая, пугающе-непроницаемая, первобытная, пульсирующая, пожирающая время. Попробуйте вырубить свет в переполненном зале, где пруд пруди истеричных, сексуально неудовлетворенных сорокалетних женщин, психически неуравновешенных параноиков, жаждущей драйва неформальной молодежи и бесчисленных истинно и мнимо больных, потерявших веру во врачей и явившихся за чудесами геоастратрансцендентальной медицины. Уже через пять минут кромешной темноты в зале — тревога и беспокойство, чуткое ожидание, кашель, нервные смешки, хлопки, шепот, свист, сверлящий уши гул, крики.
Взрыв эмоций — и снова вспыхивает белый свет на сцене и как бы вносит вместе с собой в темный, пропитанный нервной тревогой зал долгожданное успокоение. Но пока это всего лишь тень, призрак желаемого — темный силуэт на белом сплошном заднике, символизирующем экран. И снова музыка из динамиков. И вот уже в нее шелковой лентой вплетается умиротворяющий испуганные сердца голос. Мягкий, настойчивый, громкий, властный, вкрадчивый, нежный, мужской, гипнотический, обволакивающий разум, освобождающий подсознание. И словно рябь по воде — дрожь по рядам: поднятые вверх руки зрителей, ласкающие воздух ладони, запрокинутые головы, глаза — широко открытые, блестящие и одновременно затуманенные, устремленные в белый подвесной потолок зала, словно в ночное звездное небо.