— Нет, но… ну и зверский у тебя вид, Никита.
— Да у меня скоро клыки вот такие вырастут! — рявкнул Колосов. — Завоешь тут с этими вашими свидетелями… очевидцами хреновыми, оборотнем в погонах станешь!
— Что случилось?
— Может, кому-то это вовсе и до лампочки, может, и наплевать с двадцать пятого этажа, но случилось… То случилось, что я с самой пятницы тут торчу, домой еще даже не уезжал. Во какая щетина выросла, на вот, полюбуйся! — Колосов резко схватил Катю за руку и прижал ее ладонь к своему и правда небритому подбородку. Жест был отчаянно-импульсивный. Но вот парадокс: как только Катина ладонь коснулась его лица, шторм, буря, душевный ураган словно по мановению волшебной палочки утихли. Колосов внезапно густо покраснел. Катя провела пальцами по его щеке:
— И ничего нам не до лампочки… И совсем не надо так вопить… Тут глухих нет. А где же наша походная бритва? — пропела она тихонько. — И кого же это вы так задушевно вскрывали там, в морге, а?
— Потерпевшего с мамоновского кладбища. Это который Неверовский. — Колосов потупился, чувствуя, что пожар на его небритой хмурой физиономии разгорается все ярче.
Они стояли в центре вестибюля, возле стенда фотогазеты, иллюстрирующей суровые будни областной миЛидии. Мимо проходили сотрудники. Уезжал, приезжал, открывал, закрывал свои двери лифт. Словом, было людно. Слишком людно.
— Пойдем ко мне в кабинет. — Колосов крепко взял Катю за локоть.
— Прости, но я спешу. Я только что с брифинга. Я потом к тебе зайду или позвоню.
— Потом будет суп с котом. — Колосов смотрел на Катю, чувствуя, что она видит все, особенно этот его чертов румянец. — У меня новости. Или ты уже больше нашими убийствами не интересуешься? Другой материал для публикации нашла? Может, это наш доблестный отдел по борьбе с угонами и кражонками карманными, копеечными тебе очередную сенсацию подкинул?
— Ты, по-моему, перетрудился. Поэтому чушь, что ты городишь, я тебе великодушно прощаю. — Катя заглянула ему в глаза. — Ой, как все запущено-то у нас…
Ладно, пойдем. Я тебе хоть кофе по-человечески сварю. Твоя кофеварка еще фурычит?
В кабинете розыска на первом этаже Катя и узнала самые последние, самые свежие новости и по происшествию в сауне, и по убийству на кладбище в Мамонове-Дальнем.
— И все это ты сделал за эти трое суток? — не удержалась она.
— А что, мало?
— Ну ты даешь. — Она покачала головой. — Я к тебе только в конце недели собиралась — думала фактов наскрести хоть вот столечко, а ты так быстро, оперативно…
— Пой, ласточка, пой. — Колосов покачал головой. Эх, Катя, Катя, знала бы ты, что явилось самым главным стимулом такого служебного рвения…
— Выходит, личности двух потерпевших по делу сауны тебе уже известны. Этот Федай и Кублин Кирилл. Как все-таки здорово, что он был судим!
— Не судим, а привлекался, будучи еще пацаном, — поправил ее Колосов. — Первичная информация по нему такая: проживал в Москве в Люблине. Был женат, имел трехлетнего сына. Вся его семья — мать, жена, ребенок — занимает трехкомнатную кооперативную квартиру, однако сейчас мать — Кублина Серафима Сергеевна — гостит у своей родной сестры на Украине, а жена Светлана с майских праздников вместе с сыном живет за городом на даче своих родителей в поселке Покровский. О смерти Кублина ни она, ни тем более мать еще ничего не знают. Я послал в Покровский двух сотрудников. Еще утром послал, но ты понимаешь, что такое разговаривать с женщиной, да еще беременной на шестом месяце — оказывается, Кублины второго ребенка ждали, — сообщив ей предварительно о гибели мужа. По Федаю же у нас на данный момент вот какая информация. Мои орлы — Барабанов с Лукиным — проверили рецепт на винпоцетин, выписанный на его имя. Там на бланке стоит штамп седьмой поликлиники. Но в регистратуре карты на фамилию Федай Барабанов с Лукиным не обнаружили, хотя и проторчали там в регистратуре все воскресенье. Судя по всему, этот самый Федай проходил у тамошнего невропатолога как коммерческий больной. Барабанов проверил журнал выписки рецептов и регистрационный список всех больных, которым оказывались платные медицинские услуги. Встретился с невропатологом больницы некой Бухгольц Эльвирой Леонидовной. Она и помогла с установочными данными на Федая. Вот. — Колосов протянул Кате факс, переданный старшим оперуполномоченным Барабановым прямо из седьмой городской больницы. — Федай Валерий Юрьевич, год рождения восьмидесятый. Тут вот показания этой самой Бухгольц: Валерий Федай был направлен к ней, как к опытному невропатологу, на консультацию доктором Сухарским. Мы навели справки — этот Сухарский возглавляет специализированный муниципальный наркологический центр «Надежда»: анонимное лечение от хронического алкоголизма и наркозависимости. В этом наш судмедэксперт Василь Василии как раз и не ошибся.
— Ты разговаривал с этим Сухарским? — спросила Катя.
— Еле дозвонился до него. Немногим он меня порадовал. Федай действительно, по его словам, примерно год назад регулярно посещал наркологический центр. В прошлом у него была стойкая наркозависимость. Его мучили сильные головные боли, спазмы сосудов головного мозга, и Сухарский предложил ему проконсультироваться у невропатолога Бухгольц. Еще он мне сказал, что вот уже почти семь месяцев Федай не посещал его клиники и не звонил, так что каких-либо сведений о его судьбе у Сухарского нет.
— Но самое-то главное, этот Валерий Федай — это действительно один из повешенных, или же он…
— Ты что, меня совсем за идиота считаешь? — обиделся Колосов.
— Но ты ведь нашел рецепт на моих глазах в одной из сумок, в предбаннике, а потерпевшие были…— Катя пискнула, — голые совсем.
— Первое, что сделал оперуполномоченный Барабанов, а он тоже не круглый идиот, знаешь ли, это предъявил доктору Бухгольц на опознание фотографии всех четверых из сауны. Бухгольц сразу опознала Федая — нервы у нее крепкие.
— Который же из четверых? — спросила Катя.
— Как мы и предполагали — тот, у кого в крови гематологический анализ обнаружил следы миристицина.
— Значит, тот брюнет?
— Да, брюнет. Больше всего меня заинтересовала личность этого самого брюнета и также их семья — Федай, оказывается, в прошлом фамилия известная. Знаешь, какой у них адрес?
— Какой? — Серафимовича, 2, знаменитый серый Дом на набережной. Дед Валерия служил в комендатуре Кремля, а прадед вообще во всех советских энциклопедиях прописан — легендарный герой Гражданской войны. Дача его еще довоенная за ними до сих пор числится в Серебряном Бору. Это все по информации доктора Сухарского — хоть центр у него и бесплатный, но, видно, кого ни попадя с улицы все же он к себе лечиться не берет. Сейчас, естественно, все у этой семьи в прошлом — отец Федая умер в 98-м. Сам парень, как выясняется, наркоман со стажем, да и занимался неизвестно чем. Вроде учился на режиссерском факультете ВГИКа, потом бросил, якобы занялся каким-то бизнесом. Я завтра встречаюсь с его родственниками — мать, бабка, как узнали, что он погиб, в истерике, так что разговаривать со мной изъявил желание его родной дядя Федай Федор Стальевич. — Колосов глянул на номер телефона, записанный на календаре.