И тут, словно в насмешку над весьма резонным этим распоряжением, во двор на полной скорости ворвалась, воя сиреной и ярко полыхая синей мигалкой, сверкающая иномарка с надписью ГАИ аршинными буквами на борту.
В доме захлопали окна и форточки, жильцы высовывались посмотреть, что стряслось.
— По какому поводу шум? — громыхнул с четвертого этажа чей-то пропитой бас.
— Да выселяют кого-то! — ответили снизу весело. — Гвоздев, а это не тебя ли, за неуплату, а?
— И-эх, шуме-ел камы-ыш, — бас снизошел до бархатной октавы. — Ди-и-ри-эвья га-ну-у-лись…
— Гвоздев, поимейте совесть, у меня ребенок больной спит, — в соседнее окно высунулась блондинка бальзаковского возраста. — Что вы орете? Не в церкви ж у себя!
— Гвоздев, Степан Степаныч, поспокойней, — один из подошедших сотрудников милиции, по виду типичнейший участковый, погрозил бузотеру. — Восьмой час уже, пора, Степан, и протрезветь.
— А мы вчера на венчании были знаешь у кого, Семеныч? — обладатель баса (его не было видно в форточку, а Только слышно) интригующе умолк. — Батюшка венчал, а мы «Многая лета» поддавали во славу божью знаешь кому?, Нет, лучше потом тебе скажу, конфиденциально. Ни за что не поверишь. А вы чтой-то, никак бдите уже спозаранку?
— Ты один в квартире? — поинтересовался участковый.
— С корешем мы, он на кухни спит. Спуститься, Семеныч, помочь?
— Из квартиры не выходи пока, Степа, и корешу не вели. — Участковый обернулся и поинтересовался у Кравченко, с любопытством внимавшего этим переговорам с четвертого этажа до первого:
— А вы с администрации будете? Сказали, что кто-то из фонда «Правосистема» должен подъехать.
— Почти что оттуда, — скромно прихвастнул тот. — А кто ж это такой громогласный?
— Это ж Гвоздев! Регент соборного хора. Да неужели вы его ни разу в храме не слыхали? — участковый подозрительно сощурился.
— Я потомственный атеист, религия — опиум для народа, и вообще я прежде в обкоме партии работал.
— А вы где ж работали? — участковый повернулся к Шилову. — Это не тебе, мил друг, я вчера на дискотеке в Клубе водника замечание за нецензурные выражательства сделал? Публичные?
— Не ему, — отрезал Кравченко. — Это вообще понятой.
Камуфляжники в беретах быстро и споро оттеснили толпу к торцу дома и затем по команде, разбившись на небольшие группы, двинулись по подъездам производить детальнейший поквартирный обход. Часть сотрудников милиции в штатском пошли вместе с ними, а другие заняли ключевые позиции так, чтобы на всякий случай контролировать каждый уголок замкнутого стенами домов пространства — двор, въезд во двор, перекресток и участок улицы перед магазином.
— Зачем такая помпа, Шура? — осведомился Кравченко у бледного от обиды и злости опера. После приезда «руководства» его, видимо, снова отстранили от операции, которую он почти уже подмял под себя, и теперь он скучал .в одиночестве. — Это ж поисковая операция с задержанием, если повезет. А вы как раджа на слоновую охоту выезжаете.
— У шефа своя метода на этот счет. Он убежден, что наша основная задача наглядно проинформировать население города о тех возможностях, которыми мы располагаем, чтобы держать ситуацию под полным контролем. — Опер выдал все это так, что и не поймешь, осуждает он помпу или, наоборот, приветствует. — А у академика в его методичке, которую он всем в нос тычет, это зовется психической атакой на объект.
— Но вы ведь даже не уверены в том, что Пустовалов скрывается именно в этом доме. На хрена эта атака, если вы не знаете наверняка? А и правда, — Кравченко скользнул взглядом по фасаду дома: окна, окна, окна. Где уже распахнутые настежь любопытными жильцами, где еще закрытые — но занавески и там колышутся. Вон на четвертом этаже мальчишка до пояса свесился, вот-вот вывалится. И там тоже занавеску отодвигают, тени мелькают. Все глядят, все ждут. А чего ждут?
— Шура, ну а если он и точно в доме, где же он может быть? В квартире забаррикадировался? Маловероятно это.
— В двух квартирах хозяева на звонки не отвечают. На первом и на третьем этажах, — отвечал опер. — Техничка говорит, вроде один в больнице, другой в отъезде, но.
— Что-то вообще не похоже, чтобы в этом вот доме, — Шипов кивнул на этот полный ожидания людской муравейник, — скрывался маньяк с топором. Атмосфера тут какая-то несерьезная. Вы, Вадим, говорили, этот убийца из психушки сбежал, я думал, он дикий, в лесу где-нибудь, а тут…
— Свидетели его опознали железно, — Сидоров сплюнул в песочницу. — Их в отдел увезли допрашивать. Жаль, не успел я с ними потолковать. Тут два бомжа в подвале обосновались. Встают раньше всех в доме, в четыре утра, на помойку торопятся бутылки у конкурентов перехватить.
Они его вроде и видели: говорят, вошел этот мужик в третий подъезд.
— Что, прямо с окровавленным топором? — хмыкнул Кравченко.
— Топор они не разглядели, на этом типе макинтош был или плащ-палатка военного образца. Так эти ханурики показывают.
— Они небось не протрезвели еще со вчерашнего. От-. куда у Пустовалова может взяться такая вещь?
— Один из отсутствующих жильцов, хозяин тридцать четвертой квартиры, военный. — Сидоров не отрываясь смотрел на окна третьего этажа. — Майор, в военкомате работает. Вот в чем штука-то.
— А что о нем в жэке говорят?
— Говорят, вроде они всей семьей в деревню уехали, но никто не видел, как и когда. Может, и уехали, а может…
— Ты что, серьезно думаешь, Пустовалов в этой квартире? Порешил всех и…
— В мусоропроводе он, видишь ли, не застрял, не видно его там, — огрызнулся опер. — А больше и спрятаться этой заразе негде. Либо бомжи ошиблись и он никуда не входил, либо.., он в одной из квартир, и скорей всего…
— Нет, этот мирный веселый дом действительно не похож на прибежище убийцы, — Кравченко покачал головой. — Тут у вас, Шура, водевиль прямо какой-то разыгрывается. Ей-богу.
— Сейчас он тебе покажет водевиль, — Сидоров приподнял свитер и дотронулся до кобуры.
Толпу любопытных постепенно оттеснили к первому подъезду, однако она все прибывала и напирала. Казалось, что здесь собралось уже все население городка. Никакие уговоры разойтись не помогали. Тогда улицу и двор перегородили милицейскими машинами.
Обошли все подъезды — ничего, везде тишина, любопытство и полный порядок, и жители вроде все на местах.
Тогда снова обратились к третьему подъезду. Туда ушла первая группа, возглавляемая Палиловым, который не расставался теперь с радиотелефоном. Кравченко оставил опального Сидорова и потихоньку приблизился ко второй группе сотрудников, ожидавших на ступеньках подъезда команды к действию. Эти тоже, как и в первой группе, были с рациями, однако без радиотелефона, и по их напряженным лицам было заметно, как они волнуются.