— Делом? Как раз насчет нашего дела… История одна у меня вышла — просто смех, — Сайко продолжал пристально смотреть на Полякова, — с девицей я тут познакомился в клубе. Где конкретно? Да в «Чемпионе». Такая ,красотка. Работает там. Ну, то-се, потанцевали мы, расплатился я и повез ее в «Бега» — там в гостинице, если на ночь номер брать — скидки. По пути она меня спрашивает: чем занимаешься, где работаешь, в банке? А я ей от чистого сердца: повар я, в ресторане блины пеку. Так она… Представляете, Иван Григорич, она сначала не поверила, а потом разозлилась. Я, говорит, думала — ты крутой. С тобой перспектива есть, а ты повар. Бабьим Уделом занимаешься, на кухне. А ты случайно не педик? Так мне и брякнул, представляете? А я вот когда-то одного повара знал — так от него жена сбежала, — Сайко усмехнулея, смотря прямо в глаза Полякову, — не вынесла высокой кулинарной атмосферы в доме.
Поляков, низко склонившись к разделочной доске, молча шинковал зелень.
— А этого Студнева я как-то тоже с одной девицей видел, — продолжил Сайко вроде бы без всякой связи со своей предыдущей историей, — рыженькая такая, как лисичка. Но красотка! Любые бабки можно отдать, чтобы с такой на выходные куда-нибудь в «Бор» или в «Гелио-парк» прокатиться… Губа не дура у этого Студнева была. Умел с девчонками красивыми ладить. Может, за это и поплатился? А, Иван Григорьевич?
— Вы меня спрашиваете? За сиропом лучше следите. Загустеет. Сахар пережжете, кунжут к стенкам прилипнет, — тихо откликнулся Поляков.
— Не прилипнет. Я работу свою знаю. И готовлю не хуже вас. Я вот только одного не понимаю, — Сайко выпрямился. Голубые глаза его недобро блеснули, — ну ладно, он, может, и поплатился за то, что в постели с чужими содержанками прыгать любил. Но Ленку-то за что? Ленку? Она-то кому дорогу перешла? Какой такой суке мстительной?
— .Вы у меня это спрашиваете, Лева?. — Поляков отложил в сторону нож.
— У вас.
— А почему же у меня?
— А вы же весь такой у нас осведомленный.
— Я не знаю, что вам ответить, Лева. — Поляков снова открыл шкаф с пряностями и достал мавританский перец — кумбу. Он всегда добавлял щепотку кумбы в ариссу. Это был его кулинарный секрет. Ведь недаром говорят, что у каждого настоящего повара в Марокко свой фирменный рецепт этой приправы, — но если хотите, я вам тоже расскажу одну историю. Я тоже знал одного повара, Лева. Он стажировался на Ближнем Востоке у одного очень известного мастера. А затем работал сезон в отеле на побережье. Так вот, в ресторане отеля произошел один неприятный инцидент, как я слышал. И повара этого с большим скандалом уволили оттуда. Он едва не лишился диплома «ориентальной школы кулинарии» и лицензии на профессиональную деятельность. А все поэму, что после одного торжественного обеда в том ресторане скоропостижно скончался клиент. И причиной его смерти стало отравление. У местной полиции имелись подозрения, что тот повар…
— Вы все лжете! — бешено рявкнул Сайко. — Я знаю, какие сплетни тут обо мне гуляют! Только все это бред сивой кобылы…
— А однажды я слышал случайно, как вы рассказывали вот здесь, на кухне, Лене Воробьевой, смерть которой так сильно вроде бы огорчает, историю о двадцати девяти принцах Мараккеша, отравленных каким-то негодяем. Вы ведь привезли из Марокко немало историй, Лева, — Поляков усмехнулся, — и рассказчик вы отменный. А тогда у вас было такое лицо. Такая экспрессия в пазах. Воробьева, девочка, даже смутилась. Или не по себе стало. Вы рассказывали ей про отравленные миндальные пирожные с таким вдохновением… А потом заметили невзначай, что лучше всего, безопаснее… Я это слово, Лева, запомнил… безопаснее добавить яд не в миндальное тесто, а в острый пряный соус. И тогда уж точно сдохнут не только бедные принцы, но и…
— Да пошел ты! — Сайко с грохотом отшвырнул мешалку и сотейник. И вышел из кухни.
Горячий кунжутно-медовый сироп лужицей растекал по столу. Поляков обмакнул палец, попробовал. Сироп был хорош. Но все же в нем чего-то не хватало, возможно, самого главного.
В «Аль-Магриб» Никита Колосов заехал по пути из Столбов в главк.
Фрунзенская набережная была раскалена как печка, та и безлюдна. Двери «Аль-Магриба» были закрыты. Колосову долго пришлось стучать и звонить, пока дверь не открыл старичок-швейцар. Вежливо укоризненно забормотал: извините, мол, мы сегодня закрыты, санитарный день.
— Я знаю, что вы закрыты. Я из милиции. Мне нужна Марья Захаровна Потехина, — сказал Никита.
Тут только швейцар узнал его и в явном замешательстве пропустил внутрь.
— Марья Захаровна? Так, пожалуйста… Во дворе она сейчас, там машина пришла с продуктами… Проходите — через зал, потом по коридору направо и опять направо, там у нас дверь во двор… Найдете? Или проводить вас?
— Спасибо, найду. — Никита вошел в знакомый зал: лампы все до единой погашены, зато ставни на окнах открыты. Солнечный свет так и льется, точно поток, будит сонных голубей в клетке: але, глаза протрите! Никита вздохнул: нет, все же славное местечко. На улице сорок градусов в тени, а тут прохлада и благодать. Работает мощный кондиционер. Посетителей нет, а ресторан живет себе поживает, в ус не дует — скатерти на столах тугие, белоснежные, крахмальные, канарейки поют, жизни радуются, фонтан свою лепту вносит — журчит…
Потехина отыскалась действительно во дворе. Как и большинство столичных ресторанов, «Аль-Магриб», кроме парадного входа, имел также и черный. Сюда приезжали машины с продуктами, разгружались на солнцепеке. Потехина стояла возле потрепанной «Газели» с брезентовым верхом. Одета хозяйка «Аль-Магриба» была на этот раз одновременно просто и по-молодежному: юбочка джинсовая потертая стрейч круто обрисовывает ее пышные зрелые формы и джинсовая жилеточка-корсет на шнуровке. Корсет был явно тесен для потехинской груди — шнуровка расползалась, так что в соблазнительные дыррчки кокетливо просвечивал черный кружевной бюстгальтер. Но Потехина этой маленькой детальке значения не придавала — она яростно спорила с водителем «Газели», разгружавшим ящики с помидорами, баклажанами и зеленью.
— Ты что мне привез? — донеслось до Никиты — Потехина не жалела свои голосовые связки. — Это что, товар? Это товар, я тебя спрашиваю?
— Да, Марь Захарна, да что я говорю-то… в пробке, проклятой на Хорошевке час торчал, чуть не спекся… Там авария была. Ну запарилось все маленько на солнцепеке-то, — оправдывался шофер.
— Это что — салат? — Потехина, негодуя, выхватила из ящика пакет с зеленым кочешком. — Это тряпка половая, вот что! У тебя, Паш, глаза, что ли, ослепли?
— Ну повяло… все повяло… Ну что ж, водичкой надо холодной побрызгать, — бурчал водитель.
— Я такой товар не возьму! — Потехина выхватила у него из рук картонный ящик и запихала обратно в кузов. — Помидоры, так и быть — сгружай, а зелень отвеешь назад!
— Как назад? Да вы нас, Марь Захарна, без ножа режете!
— Я вас режу? Это вы меня режете, бессовестные!