Сайко не закончил. И Катя так и не узнала, чем же он собирался ее попотчевать. В приемный покой вышел дежурный врач в сопровождении Колосова и Лесоповалова и сообщил, что все усилия спасти Мохова ничего не дали и он только что скончался, не приходя в сознание. «Все признаки указывают на отравление, — сказал врач, — милиция уже тут, будем ждать патологоанатома».
Бешено замигали фотовспышки, журналисты гурьбой бросились к врачу и Колосову с вопросами. Лесоповалов захлебнулся гневным криком: «Без комментариев!» Осаждаемый со всех сторон несчастный ресторатор Мухин, надсаживая голос, убеждал:
— Но это не может быть отравление фугу! Я уверяю вас, отравиться фугу невозможно — это все россказни про ее яд, миф! Фугу так же безопасна, как осетрина! И потом, у нас первоклассный опытный повар, господин Такеши Сагамори, награжденный почетным дипломом Императорской, академии кулинарного искусства Киото!
И в этот миг все крики, вопросы и возгласы перекрыл хриплый отчаянный вопль, изданный японской глоткой шеф-повара «Расёмона». Японец бешено растолкал журналистов и как раненый вепрь, сметая все на своем пути, устремился по больничному коридору к мужской уборной. Все на мгновение снова остолбенели, не зная, что и думать.
— Ловите его! — крикнул топ-менеджер «Расёмона» — единственный понимавший японский язык. — Такеши-сан, умоляю, успокойтесь! Держите его, я слышал — он поклялся сделать себе прямо здесь харакири, если клиент умрет. Не давайте ему запереться в туалете! Отнимите у него Нож! Бог мой, что же вы стоите — спасайте его, мы ему по двенадцать тысяч евро в месяц платим. Мы не: можем его потерять!
Настал полный хаос в приемном покое. Такеши-сан заперся, в туалете, туда начали ломать дверь, сломали. Вытащили драгоценного повара, уже готового перешагнуть жизненный рубеж для спасения самурайской чести. Отняли у него кухонный нож, перевязали порезанные пальцы. Медсестра сделала ему сразу два успокоительных укола.
— Я говорил с врачами, — шепнул Кате Колосов, не принимавший участия в ловле японца, — описал ему те два отравления. Описал признаки. У Мохова та же клиническая картина, что у Студнева и Воробьевой. В peaнимации ему сразу же сделали анализ крови. Никаких биотоксинов не обнаружено, зато на таллиум похоже. Я звонил в ЭКУ, бригада уже выехала. Петровка тоже своих специалистов-химиков пришлет.
— Ты видел — Сайко здесь, — сообщила Катя, — что будем с ним делать? Задерживать?
— Нет. Задерживать мы пока никого не можем без прямых улик. — Лицо Колосова было мрачно. — Мы теряем контроль… перестаем понимать, что происходит. Будем разбираться, обязаны разобраться.
— Опять с нуля или не совсем? — спросила Катя.
— Дождемся точного вывода экспертов. Допросим твою дражайшую приятельницу, которая, по странному стечению обстоятельств, присутствует в эпицентре уже третьего преступления. Потом проведем осмотр и обыски дома у Мохова и в офисе редакции его журнала.
— Что ты хочешь у него найти? — спросила Катя, давая себе слово присутствовать на допросе Анфисы, чтобы не оставить ее на съедение взбешенному неудачами Никите и грубияну Лесоповалову.
— Пока еще не знаю, что. Может быть, причину, по которой убили его, — отрезал Колосов, и по его лицу Катя прочла, как по книге, что, кем бы ни был неуловимый и грозный отравитель — такой наглости, как третье убийство, Никита ему никогда не простит. Катя вздохнула и больше вопросов не задавала.
На соседней банкетке топ-менеджер и два сердобольных журналиста утешали как могли вконец обессиленного от лошадиной дозы успокоительного повара Сагамори. Такеши-сан рыдал, как ребенок, и что-то бессвязно бормотал по-японски. Тут же стоял угрюмый, расстроенный ресторатор Мухин. А рядом молча наблюдавший за всем происходящим Лев Сайко, которого, как показалось настороженной Кате, страдания чужеземного повара нисколько не трогали, а скорее даже забавляли.
Лесоповалов вызвался допросить Анфису Берг лично. Катя присутствовала на допросе, готовясь в случае чего грудью встать на защиту приятельницы. Возможно, это было и не совсем этично, с профессиональной точки зрения. Но Катя была убеждена, что в некоторые моменты женщины должны встречать невзгоды единым сплоченным строем. Даже если не совсем уверены в собственной правоте и безгрешности.
Однако, как ни странно, Лесоповалов вел себя с Анфисой сдержанно и даже искренне сочувствовал: вот, мол, невезуха какая у вас, девушка, три убийства на ваших глазах совершено, да таких, от которых не только аппетита, рассудка со страха можно лишиться. Сначала Катя удивлялась такому обороту дела, ожидая очередного подвоха, но Лесоповалов не давал повода для придирок. Напротив, Кате даже показалось, что разговор с Анфисой стал для бравого начальника Столбового отдела милиции психологической разрядкой в тревожной сумятице последних суток.
Лесоповалов сварил в кофеварке Колосова крепкий кофе, щедро плеснул Анфисе в кружку коньяка из колосовских же запасов — для бодрости духа и успокоения расшатанной нервной системы. И потом между чисто протокольными вопросами: «Жаловался ли Мохов на плохое самочувствие перед посещением японского ресторана?» и «Не упоминал ли он, что утром встречался с кем-то?», забросил Анфисе как бы между прочим: «А вы не замужем, нет?».
И Анфиса в компании Лесоповалова постепенно успокоилась, оттаяла. На вопросы отвечала сосредоточенно, явно стараясь хоть как-то помочь. Увы, рассказ ее был короток. Да, Петр Мохов говорил, что приглашен на презентацию в «Расёмон», да, он не раз упоминал, что там будут предлагать на пробу блюда из фугу. Могло быть известно о презентации в ресторане «Аль-Магриб»? Конечно, могло, Мохов этого не скрывал. Они и сами могли узнать без него через Интернет, Сайко вон тоже явился на презентацию. Прямо на плохое самочувствие Мохов, по словам Анфисы, не жаловался, но выглядел очень неважно. О каких-либо встречах перед презентацией не упоминал.
— Он вообще ничего мне не говорил, только огрызался — отстань да отстань, — печально рассказывала Анфиса, — я тогда даже рассердилась на него, а теперь казню себя — если он уже был отравлен, конечно, ему было не до чего.
Не успела она произнести эту фразу, как из ЭКУ позвонил Колосов (он спешно выехал на вскрытие) и сообщил, что экспертиза установила в останках Мохова наличие большой дозы таллиума сульфата.
— Патологоанатом говорит, что пропорционально увеличению дозы почти вдвое сокращается период общей интоксикации организма, — сказал он, — а это значит, что Мохов был отравлен не за шесть часов до гибели, а всего за час-два. Яд он мог получить непосредственно перед поездкой в ресторан на презентацию. Возможно, на этом и строился расчет убийцы — причиной смерти всё сочтут ядовитую рыбу.
Еще Колосов сказал, чтобы они его в этот вечер не ждали — он вместе с московскими оперативниками и следователем прокуратуры прямо из ЭКУ поедет к Мохову домой и в офис редакции его журнала. Уже получена санкция на осмотр помещений и изъятие всего, что покажется важным для следствия.