— Да, дела плохи, — подытожил Лесоповалов, когда с допросом Анфисы было покончено, и она уехала домой. Катя обещала позвонить ей, как только сможет, и хотела было вернуться к себе в пресс-центр и тоже собираться (все-таки поздний вечер был уже на дворе), но замечание Лесоповалова ее задержало.
— Только-только я этого критика кулинарного хотел пощупать — подтвердит или нет показания Симонова, как бац — он коньки откинул. Словно нарочно, — Лесоповалов сокрушенно вздохнул.
— Значит, Костя, вы все же поверили показаниям Симонова? — спросила Катя.
— Честно? Когда слушал, его сидя здесь, — не верил, а вот когда в Склифе на трупешник любовался, третий по счету, мелькнуло у меня: черт, а вдруг на самом деле… Я вот все прикидывал: ну хорошо, если главный паровоз у нас все же богатый ревнивый муж Гусаров — на кой черт ему, пусть даже из мести, такой нелепый огород городить? Нанимать Воробьеву, чтобы она через брата достала яд, и все для чего? Для убийства какого-то сопляка, любовника своей бывшей жены. Слишком сложно все это и нелогично. — Лесоповалов придвинул и Кате кружку с кофе, сдобренным колосовским коньяком. — Пейте, пока горячий. А вот если поверить на одну секунду показаниям нашего абхазского боевичка о том, что то блюдо на ужине, как там оно называлось, дьявол…
— Тажин, — подсказала Катя,
— Правильно, тажин, отравленный таллиумом, Воробьева подала не Студневу, а именно Авроре, то… Лично, на мой взгляд, нанять киллершу для убийства любовника своей жены — глупо и расточительно. А вот сделать заказ на устранение самой дражайшей супружницы, претендующей при разводе на какой-то там раздел имущества, гораздо тоньше и логичнее.
— А если заказчик убийства не Гусаров? Как тогда быть? Вы сами, Костя, совершенно уверены, что лишь его одного надо подозревать?
— Ну, подозревать-то нас сразу всех учили в славной школе милиции, но… это так, в теории. А на практике-то, Катя, вы сами знаете — всех подозревать и в равной степени отрабатывать ни сил, ни мозгов не хватит. Гусарова я потому больше остальных подозреваю, что вижу в нем наиболее подходящую для такого дела, как заказуха, фигуру. Тем более, если принять во внимание тот совершенно новый расклад, о котором Симонов говорил, что яд на той тусовке в ресторане предназначался не Студневу, а самой певичке. Симонову в его рассказе сейчас я верю. Я этих типов, Катя, видел-перевидел. Наемник, он и есть наемник — горилла. Ну стрелять он метко может, ножи метать, рукопашному бою неплохо обучен, с парашютом сигает, водку по-черному глушит, бабы ни одной не пропустит, тем более богатой мадам из ресторана. Чем плохо в альфонсах год-другой перекантоваться? Но чтобы такой терминатор на какие-то выдумки был горазд — этого, за ними не замечено, нет. Да и для чего Симонову выдумывать, врать, что тажин тот не Студневу, а Авроре предназначался?
— Симонов пытался выгородить Воробьеву, привлекая наше внимание к Авроре и Сайко. Кажется, ему неизвестно, что мы знаем, что это именно Елена Воробьева достала яд через брата. А может, ему все известно, и это просто какой-то ход с его стороны. Он все время пытался навести наши подозрения на Сайко, — сказала Катя. — И когда я там в больнице Сайко увидела, я… Одним словом, я эти показания Симонова вспомнила.
— Сайко тоже жук хороший. Ишь ты — повар… Доберусь я до этого повара — пух и перья только полетят, —пообещал Лесоповалов мрачно, — вообще Никита что-то уж очень миндальничает с этой бражкой ресторанной! И Петровка тоже миндальничает. Все комбинации комбинируют, трупы коллекционируют. А по-моему, надо знаете как, Катя?
— Как?
— Всех в предвариловку для начала на десять суток. Живо все разговорятся и все сразу вспомнят.
— И все же, Константин, мне кажется не слишком правдоподобным тот факт, что в тот самый первый раз яд на самом деле предназначался именно Авроре, а Студнев попробовал этот отравленный тажин чисто случайно, — сказала Катя. — Когда затевают такое преступление, как отравление, таких промахов не совершают.
— Совершают, спорим? — усмехнулся Лесоповалов. — Хотите, пример приведу?
— Если сможете.
— В прошлом году на «Гамлета» с женой ходили, — со скромной многозначительностью изрек Лесоповалов, — там в конце спектакля король яд в кубок — плюх, ну, чтобы Гамлет-принц во время спарринга с противником горло промочил и коньки отбросил. А королева-мать сама кубок взяла. Король ей: не пей вина, дура — ласково так, подлец. А она ему — а я пить хочу. И выпила.
— И откинула коньки? — спросила Катя невино.
— А то нет. Не сразу, правда, через пару фраз. Вот как бывает. Там тоже яд был замедленного действия, как и наша тошниловка.
— Да, вы правы, классика иногда дает верные подсказки. Особенно Шекспир. — Серьезно, стараясь не показать вида, заметила Катя. — А вы, Константин, часто по театрам с женой ходите?
— Редко. Когда ходить-то? Вкалываешь, как каторжный. Приедешь домой с происшествия — потный весь, грязный, пожрать охота, а тебе теща и жена дудеть начинают в оба уха — где был, почему дома не ночевал… Эх, жизнь наша, — Лесоповалов вздохнул, — а подруга у вас — интеллигентная девушка, образованная. Фоторепортер, художница. Из творческой семьи, наверное?
— У нее родители тоже журналисты.
— Ну, сразу видно — воспитание хорошее, правильное, — Лесоповалов помолчал секунду. — Я вот что тут подумал… Когда вся эта бодяга с отравлениями кончится — ведь кончится же она когда-нибудь, правда? Что если мне Анфису Мироновну как-нибудь в театр пригласить, — ну, чисто по-дружески… Как по-вашему — не обидится она? Я все же женат, скажет еще — клеюсь…
— Обязательно пригласите ее куда-нибудь, хоть «Гамлета», ей будет полезно отвлечься, — сказала Катя, сама сокрушенно подумала, что они с премудрой царевной-лягушкой Анфисой, видимо, ничего, ну совсем ничего не смыслят в мужских симпатиях и вкусах.
* * *
Родителей Мохова допрашивал следователь прокуратуры, и Никита Колосов был этому бесконечно рад: тяжкая участь сообщать матери и отцу о смерти единственного любимого сына выпала на этот раз не ему. В ходе осмотра в квартире Моховых и в офисе редакции журнала были изъяты два персональных компьютера Мохова и гора дискет, диктофон, пейджер, мобильный телефон, блокноты и записные книжки — в общем, все мыслимые и немыслимые носители информации. Чтобы проверить их все досконально, потребовался бы целый месяц. Ничего особого не дали и допросы. Родители Мохова были совершенно убиты горем — с ними было очень трудно беседовать. Коллеги по редакции терялись в догадках. Большинство их склонялось к мысли, что во всем виновата злосчастная рыба-фугу. Надо признаться, что журналистов в этом никто и не разубеждал. Колосов помалкивал, а следователь прокуратуры был слишком занят текущими процессуальными действиями.
Колосов видел, что «москвичи» — Петровка и прокуратура — все больше и больше забирают инициативу свои руки, и с этим тоже приходилось мириться. С обысков Никита несколько раз звонил Лесоповалову — после допроса Берг тот поехал в ресторан «Аль-Магриб», где из беседы с персоналом ему удалось узнать, что свой последний вечер Мохов провел именно там, в компании… Серафима Симонова.