— У нас с ней разница в десять лет, — отрезал Гусаров, — и мы по-разному воспитаны. Мать Авроры — мс бывшая теща — слишком много ей позволяла. А меня воспитывал отец. Он на «Серпе и молоте» по две смены вкалывал. Ударником производства был. Нас в доме четверо детей было и мать. Вот так нас всех отец держал.
Гусаров продемонстрировал свой маленький жилистый кулак. — Всем порой доставалось. В основном за дело, а если и не за дело — мы знали — так надо, батя знает, за что. Мать от него тоже получала. Что ж… Но я ни разу не слышал до самой ее смерти, чтобы она про отца кому-нибудь что-нибудь плохое сказала. Вот так.
— Вы бывали на НПО «Сатурн»? — прервал его воспоминания Лесоповалов.
— Нет, никогда не бывал. Вообще, что это такое?
— Ящик один, а в нем лаборатория. Значит, не бывали, не слыхали… — Лесоповалов смотрел на Гусарова. — А в Пироговском бывали когда-нибудь?
— Это на Клязьме, что ли? Ну бывал, еще в молодости, в студенческие годы.
— А учились вы на кого в вузе? На инженера-химика? — не унимался Лесоповалов.
— Да. Но, как видите, избрал себе другое занятие, — Гусаров усмехнулся.
— А вы знали таких — Юрия и Елену Воробьевых?
— Нет. Странные вопросы вы задаете. Непонятные.
— Ну, для нас-то они понятные, просто чисто формальные, — сказал Колосов. — А на ваш вопрос я не до конца ответил. Дело в том, что приехать сюда к вам нас заставили не столько смутные страхи вашей жены, сколько реальные факты.
— Какие еще факты? — спросил Гусаров резко, вынимая изо рта трубку.
Колосов медлил с ответом. Этот допрос… Идешь как по тонкому льду…
— Следствием установлено, что гибель Студнева была случайной. — Колосов старался говорить уверенно, однако нужные слова, нужная интонация рождались медленно, — в тот вечер на ужине, устроенном вашей женой в ресторане «Аль-Магриб», куда, кстати, вы звонили ей, убить должны были вовсе не беднягу Студнева, а вашу жену.
Это был пробный шар, пущенный наугад. Но…
Гусаров встал. С грохотом оттолкнул плетенное из ротанга кресло. Полы его кимоно распахнулись.
— Вы о чем? — спросил он, стараясь говорить пока еще спокойно и тихо.
— Если желаете продолжать нашу беседу при адвокате, мы его подождем, — предложил как ни в чем не бывало Колосов.
— Мне не нужен никакой адвокат. Они и так меня заживо съели из-за этого развода. — Лицо Гусарова покраснело. Он был разгневан и одновременно забавен — сердитый дядя с пальчик. Никита подумал: каким образом маленький мужчина может ежедневно, ежечасно; самоутверждаться, доказывая свое превосходство собственной жене, не рискуя вызвать у нее презрительную усмешку? Только пуская в ход кулаки. Побоями и страхом, непредсказуемыми и жестокими поступками, которые, по его убеждению, словно добавляют ему силы, значимости и самое главное — роста. Кто-то сказал: все маленькие — деспоты по натуре. — Мне не нужен адвокат, — повторил Гусаров. — Я ни в чем не виновен. Что, Авроре уже стало мерещиться, что ее хотят убить?
— Что это вы ее хотите убить, — сказал Колосов, — и, учитывая факты из вашей совместной жизни, просочившиеся в прессу, я не могу отмахнуться от таких ее заявлений.
— Вот сука-то, — Гусаров швырнул трубку об пол, ну, сука… Мало жизнь мою искалечила, так еще и…
Колосов смотрел на Гусарова: лицо того исказилось от бешенства. Ничего забавного в облике коротышки уже не было, напротив, было что-то отталкивающее и неприятное. «Как она с таким могла жить столько лет!» — промелькнуло у Колосова.
— Вы звонили вашей бывшей жене в ресторан в вечер? — спросил он сухо.
— Ну, звонил, звонил! И что с того?
— А зачем? У вас было какое-то дело?
— Не было у меня дела. Не было! Наши дела с ней давно кончены. Точнее, это я так думал, наивный, что кончены, что после развода она освободила меня от своего идиотизма, но нет, оказывается… — Гусаров вскочил и заходит по беседке. — Нет, она же никогда не поступала по-человечески со мной, по-женски… Достойно и честно, как поступала моя мать с моим отцом… Она даже расстаться не могла по-нормальному! Затеяла свару в суде, настроила против меня детей, втянула стаю адвокатов, газетчиков, начала ведрами на меня грязь лить, позорить мое имя, выносить сор из нашего дома на всеобщее обозрение, разыгрывая из себя овечку. Невинную жертву — ха! Хороша жертва, сама кого угодно в гроб загонит, стерва…
— Так зачем вы ей все-таки звонили в ресторан? — снова оборвал его Лесоповалов. — У нас есть свидетели, они показывают, что она была напугана вашим звонком. Вы ей угрожали. …
— Я ей угрожал! Да бросьте вы, в самом деле. — Гусаров снова сел в кресло. — Факты какие-то набрали… Да, я звонил ей. Звонил сказать, чтобы она… чтобы она прекратила меня доставать своими чертовыми выходками!
— Какими выходками? — не выдержал Лесоповалов. — Она свое по закону у вас требовала — деньги на детей и то, что заработала своими песнями.
— Что заработала? — Глаза Гусарова сверкнули. — Здесь, — он кивнул на окно беседки, — нет ничего ее. Все, что она, как вы говорите, заработала, она тратила на себя, на свой гардероб, на свою мамашу, на свои глупые несбыточные проекты. Я пытался ее ограничивать как муж и как продюсер, но она ничего не хотела понимать. Она никогда не умела обращаться с деньгами и не желала этому даже учиться! Она либо транжирила их на себя, либо отдавала каким-то проходимцам из числа своих знакомых; чтобы они на них устраивали свои собственные дела! Она требует у меня свое по закону — надо же, какая законница! Шлюха! Вы думаете, ей нужны деньги на детей? Как бы не так! Ей потребовалась новая квартира, чтобы принимать там очередного любовника. У матери она, видите ли, жить не может — не те условия. Она же у нас неповторимая и единственная, звезда, она Аврора, а вы тут все хоть сдохните, разоритесь! Она привыкла ни с чем не считаться, жить на моей шее, как пиявка, на всем готовом, мотая мои деньги, содержа на них свои» хахалей! — Гусаров расходился все больше и больше. Бешенство душило его. — Так вот, пусть теперь содержи их на свои!
— Разве у вашей жены есть собственные средства? — спросил Колосов.
— А она вам наплела, что она бедная, мной до нити обобранная? — Гусаров покачал головой. — Эх вы, кому поверили? Шлюхе. Конечно, у нее есть деньги. И если бы она вопреки моей воле, назло мне не вложила их бездарно в этот чертов ресторан, они бы приносили сейчас ей доход.
— В какой ресторан она вложила свои деньги? — спросил Никита.
— А о котором вы меня все время спрашиваете? Конечно, в этот сучий «Аль-Магриб», куда же еще, — огрызнулся Гусаров, — причем ни о выгодности, ни о перспективах она даже не задумалась. Я уже тогда чувствовал, что наш брак летит к черту, поэтому и дал ей в этом вопросе полную волю — делай что хочешь. Но уже тогда сказал, чтобы она на остальное не рассчитывала. У не нет прав на то, что заработал я своим трудом, своим потом, своим умом, нервами и кровью. А ей, значит, подавай и все остальное? Ну нет, не на того напала. Говори она меня боится? Так и должно быть — жена должна бояться мужа, иначе… Она боится меня, хорошо! И правильно, сука, делает! Потому что, если она и дальше будет меня вот так доставать, подсылая ко мне то свои сучьих адвокатов, то милицию, она сто раз пожалеет, что вообще родилась на белый свет!