– Какая ему, на хрен, баба? – проворчал возмущенный предположением Клавы Бек. – Чего этот недомерок с бабой делать-то станет?
– Бабы разные бывают, – наставительно сообщил ему Клава. – Черные, белые и, сам понимаешь, красные. А также большие, средние и маленькие – выбирай, какая нравится. Ну, помнишь, как в песне: "Хочу иметь детей я только от тебя, пускай ты лилипут, а я горбатая"...
– Говно это, а не песня, – буркнул Бек.
– Ну, если такой знаток и ценитель современной музыки говорит, что песня – говно, то кто я такой, чтобы спорить? – съязвил неугомонный Клава.
– Вот и сопи в две дырки, – с торжеством заключил Бек, из чего следовало, что Клава перестарался и съязвил чересчур тонко.
Клава в ответ издал негромкое "пф!" и одним ударом о край стола вскрыл очередную бутылку пива. Согревшееся за время игры пиво вспенилось и закапало на пол. Клава сделал несколько гулких глотков и, прихватив бутылку, отправился в угол, где на маленьком столике стоял его ноутбук. Глеб незаметно посмотрел на часы. Было двадцать минут двенадцатого, и значит, Клава только что побил свой последний рекорд – продержался на расстоянии от компьютера почти полтора часа. Вскоре там, где он сидел, мягко застрекотали клавиши, с пулеметной скоростью перебираемые ловкими пальцами, защелкали кнопки мыши; повернув голову, Глеб через плечо Клавы увидел, как на плоском, металлически отсвечивающем экране возникают и множатся, перекрывая друг друга, какие-то цветные таблицы и рамки, чтобы через мгновение исчезнуть, уступив место новым.
Бек, тяжело скрипя половицами, приблизился к камину, возле которого сидел Сиверов, постоял немного, глядя в огонь и дымя сигаретой, потом бросил в камин окурок, длинно сплюнул на угли и молча отошел, с неодобрением поглядывая на горбящегося в своем уголке Клаву. Все, что было связано с компьютерами, Бек полагал глупой детской забавой и к Клаве с его ноутбуком, очками и неудобопонятным профессиональным жаргоном относился соответственно, то есть с глубоким пренебрежением. Скрывать свои чувства он то ли не умел, то ли не считал нужным и потому неоднократно во всеуслышание объявлял, что не понимает, на кой ляд им делиться добычей с очкастым бездельником. Кот всякий раз отвечал, что это не его ума дело, а Клава на выпады Бека не реагировал вовсе, поскольку, в свою очередь, не скрывал, что считает его просто здоровенным и предельно тупым куском дерьма.
Впрочем, примерно такого же мнения в отношении Бека придерживались все, даже тихий Гаркуша, не любивший ссор и громких споров и всегда старавшийся погасить в зародыше любой конфликт. Глядя в широкую, обтянутую стеганой безрукавкой спину Бека, Глеб вспомнил слова Федора Филипповича о том, что Бек, возможно, просто играет порученную ему Котом роль громоотвода. Там, в чистой и уютной, набитой дорогой современной бытовой электроникой конспиративной квартире, такое предположение выглядело вполне логичным. Но здесь, на расстоянии вытянутой руки от Бека, в его лицедейство как-то не верилось и точка зрения Клавы представлялась куда более правильной.
Глеб закончил чистку ружья, в которой оно вовсе не нуждалось, прибрал за собой и выбросил мусор в огонь. Промасленная тряпка вспыхнула весело и ярко, из камина потянуло неприятным запахом, который, к счастью, выветрился раньше, чем Бек успел что-нибудь сказать по этому поводу.
С улицы донесся шум подъехавшего автомобиля, громко затрещал под колесами мутный ночной ледок. Гаркуша на кровати приподнял голову, вслушиваясь, и тут же снова закрылся книгой – ему, профессиональному водителю, звук работающего двигателя говорил не меньше, чем запись в паспорте. Следовательно, приехали свои – надо полагать, Кот с Коротким, поскольку никаких других "своих" Глеб не знал.
Вскоре на лестнице послышались шаги, и вошел Кот – почему-то один. Выглядел он веселым и возбужденным и, едва успев снять пальто, сразу же окликнул Клаву.
– Держи, – сказал он, протягивая Клаве какую-то зеленую папку, – это по твоей части. Разобраться сможешь?
Клава, смешно перебирая ногами по полу, подъехал к нему на своем вертящемся стуле, открыл папку и принялся перелистывать бумаги. Вид у него при этом был сосредоточенный и недовольный.
– Чертовщина, одна макулатура, – ворчал он себе под нос. – Кальки, синьки... Каменный век! Не понимаю, за каким чертом нужна вся эта бумага, когда... Ага, есть!
Он наконец извлек из шуршащего вороха бумаги диск в прозрачной пластмассовой коробочке, с торжествующим видом поднял его над головой и, оттолкнувшись ногой от угла камина, укатился обратно к своему столу.
– Что это ты притаранил? – с подозрением спросил Бек.
Кот остановился перед камином, протянул к огню озябшие руки и сообщил:
– В машине опять печка медным тазом накрылась. Гаркуша, надо бы посмотреть.
– А зачем? – подал голос Клава, вставляя в ноутбук блестящий, с радужным отливом компакт-диск. – Все равно лето скоро!
Голос у него был веселый – чувствовалось, что Клава основательно соскучился без настоящей работы.
– Я посмотрю, – сказал Гаркуша, закрыл книгу и, скрипя пружинами, встал с кровати.
– Это правильно, посмотри, – одобрил его действия Кот. – Да сейчас-то не ходи, холодно! Завтра утром посмотришь, не горит...
Гаркуша снова сел.
– А привез я, ребятки, очень нужную вещь, – энергично потирая над огнем ладони, сообщил Кот. – Это, можно сказать, наш пропуск в новую жизнь... Если, конечно, меня не кинули.
– А если кинули? – спросил Бек.
Кот повернул голову и в течение нескольких бесконечно долгих секунд внимательно смотрел на Бека через плечо.
– А если кинули, – произнес он медленно, – значит, не будет нам никакой новой жизни... Или будет, но совсем не такая, о какой мы с вами мечтали... Клава!
– А? – не оборачиваясь, рассеянно откликнулся Клава. По экрану перед ним ползли бесконечные столбцы каких-то цифр и символов, мелькали таблицы и схемы.
– Разобрался, что к чему?
– Разбираюсь помаленьку. А что?
– Да вот Бек интересуется насчет документации – настоящая или нет? Да и не он один, нам всем интересно...
– Да откуда же мне знать? – удивился Клава и вместе со стулом развернулся к Коту. Экран ноутбука у него за спиной продолжал жить активной самостоятельной жизнью. – Тебе виднее, это ведь ты ее привез!
Кот едва заметно нахмурился.
– Про то, что касается меня, я и без тебя знаю, – сказал он строго. – Хватит болтать, время уходит! Твое дело – проверить, настоящая схема или нет.
Клава сдвинул очки на самый кончик носа и поверх них посмотрел на Кота. Глаза у него были большие-пребольшие, а выражение лица – кроткое и терпеливое.
– Ты сам понял, что сказал? – кротко и терпеливо осведомился он.
По убеждениям и образу жизни Клава был стопроцентный технократ и потому на субординацию, уважение к старшим, авторитет вожака и прочие условности снисходительно поплевывал с высокого дерева. Он знал, что заменить его будет очень трудно, а значит, мог безнаказанно хамить кому угодно, в том числе и Коту.