– Ты кто такая? – хрипло поинтересовалась она, не отрывая головы от подушки.
– Люсьена Витальевна, я к вам пришла спросить насчет Фридриха Марксовича, – пролепетала я.
– Ишь, «Люсьена Витальевна», – со странной ухмылкой проговорила женщина, приподнимаясь с кровати. – Да ты кто такая?
У меня возник соблазн ответить: «Я – Люся», – но я вовремя сообразила, что женщина решит, будто над ней издеваются. Честно говоря, мне не хотелось ничего объяснять ей про себя. Тем более что правда звучит довольно странно, а ничего приличного я по собственной недальновидности не удосужилась придумать.
– У меня для вас вот что есть. – Вместо ответа я достала из пакета бутылку и потрясла ею в воздухе. Так я обычно трясу перед своей кошкой коробкой с сухим кормом. Пайса тут же оживляется и начинает мяукать. У Люськи тоже появился хищный блеск в глазах.
– Давай сюда! – протянула она руку.
Э-э-э… нет. Я сообразила, что, завладев бутылкой, женщина потеряет ко мне и моим вопросам всяческий интерес. Поэтому я спрятала «Зеленого змия» в сумку, торжественно закрыла ее на молнию и ответила:
– Сначала надо поговорить.
Люська сразу поскучнела, но все-таки подошла к столу, указала мне рукой на потертый стул, а сама села на табуретку.
– О чем говорить-то будем?
– О Фридрихе Марксовиче, вашем… м-м-м… знакомом. Вы ведь хорошо его знали?
Женщина смерила меня тяжелым взглядом, в котором не было ни капли доброжелательности.
– Ну, не так уж и хорошо… – наконец протянула она и замолкла.
– А Нина Ивановна говорит, что вы регулярно… м‑м‑м… общались, – не отступала я.
– Да этой старой сплетнице только волю дай, любого оговорит, – лениво откликнулась Люська и опять замолчала.
– А вы виделись с ним в тот день, когда он умер?
– Да откуда же я помню? Может, и встречались где-нибудь в коридоре или на кухне.
Да-а-а, как-то тяжело идет разговор. Если бы не дурацкое воспитание, перешла бы я на ты, выпили бы мы с женщиной по рюмашке, глядишь, и выложила бы Люсьена Витальевна всю подноготную про своего хахаля.
– А жениться-то он на вас не обещал? – Честно говоря, я задала этот вопрос уже безо всякой надежды на откровенность.
– Ишь чего, «обещал»! – Женщина внезапно оживилась и даже всплеснула руками. – Ну, ты, девка, даешь! Да если хочешь знать, он умолял меня, вот прям на этом самом месте, – Люська топнула босой ногой по дощатому полу, – умолял, чтобы я вышла за него замуж!
– А вы что же? Отказали ему? – Всем своим видом я выказывала неподдельный интерес к этой истории.
– Ну, не совсем отказала, – хищно осклабилась собеседница. – Решила пока его помучить. Поставила ему условие: сначала устройся на работу, а потом поговорим.
– Так он что же, не работал?
– А зачем ему работать? У Фриди и так денежки водились.
– У кого? – не поняла я.
– Да я его Фридей звала, – объяснила Люська. – Для простоты.
– А откуда у него деньги были? Убил, что ли, кого?
– Да нет. – Люська даже перекрестилась. – Я бы с убийцей и разговаривать не стала. Вот какую историю он мне рассказывал…
И я вся обратилась в слух.
Незадолго до Великой Отечественной войны у крупного советского чиновника Матвея Петровича Нечаева родился сын. Матвей Петрович, который сам происходил из семьи батраков, был фанатично предан советской власти: она чудесным образом изменила его жизнь, дав ему образование и положение в обществе. А потому счастливый отец решил назвать первенца Марксом – в честь своего кумира Карла Маркса, благодаря которому, как он считал, в России наступила власть рабочих и крестьян.
– Да это же не имя, а фамилия! – возмущалась его жена Пелагея Тихоновна, которая уже давно приберегла для сыночка славное имя – Андрюша. – Ты что, хочешь, чтобы над ребенком всю жизнь потешались?
– А Карл мне не нравится, – отвечал Матвей Петрович. – Уж больно на воронье карканье похоже.
– Ну давай назовем ребенка хотя бы Марком, все похоже на твоего Маркса, – уговаривала жена.
– Будет, как я сказал! – гаркнул своим руководящим голосом муж, тем самым закрыв дискуссию.
Первый сын оказался единственным: во время войны Пелагея Тихоновна подорвала свое здоровье и больше не могла иметь детей. Маркс рос смышленым и активным мальчиком. Мать упорно называла сына Марком, однако была вынуждена признать, что «идеологическое» имя очень даже помогает ребенку в жизни. В школе Маркса регулярно избирали старостой класса, затем – председателем пионерской и комсомольской организаций. Сын окончил школу с золотой медалью и легко поступил на философский факультет МГУ. Блестяще защитив кандидатскую диссертацию по научному коммунизму (кто бы осмелился бросить аспиранту с таким именем черный шар?), Маркс стал преподавать и вскоре удачно женился на своей студентке.
Когда у Маркса родился первый сын, Матвей Петрович настоял, чтобы внука назвали Фридрихом – в честь Фридриха Энгельса, другого кумира старого большевика. Пелагеи Тихоновны уже не было в живых, а невестка Леночка была слишком робка, чтобы спорить со своим высокопоставленным свекром. Зато когда у Маркса и Елены родился второй сын, они сами выбрали ему замечательное русское имя Артем – к тому времени дедушка уже с миром почивал на Ваганьковском кладбище.
В год, когда Артем перешел в выпускной класс, отец с матерью полетели отдыхать в Пицунду, и при посадке их самолет разбился (авиакатастрофы случались и при социализме, вот только в программе «Время» населению о них не сообщали, чтобы не снижать трудовой энтузиазм). Братья остались одни. К этому времени Фридрих уже окончил все тот же философский факультет, куда его в свое время пристроил отец. Младший брат, бредивший юриспруденцией, попытался было поступить на юридический факультет университета, но без связей туда нечего было и соваться: на первом же экзамене Артему влепили двойку. Через год Артема забрали в армию.
На дворе было начало девяностых годов, только-только закончилась перестройка, не принесшая простым людям ничего хорошего. А после «прихватизации» до советского человека наконец дошло, что халява закончилась: теперь он сам должен думать о том, где будет жить его семья, на какие деньги лечиться его мать, а дети – получать образование. Фридрих огляделся вокруг и пришел к неутешительному выводу: цитаты основоположников марксизма-ленинизма никому не нужны, а это было единственное, что он знал в жизни. Пошел было мужик работать грузчиком в магазин, но с непривычки чуть не надорвался от большой нагрузки. Тогда Фридя решил разменять квартиру, доставшуюся им с братом после смерти родителей. По замыслу несостоявшегося теоретика коммунизма роскошные четырехкомнатные апартаменты на Фрунзенской набережной можно было легко превратить в две однокомнатные квартиры в «спальных» районах и значительную сумму в твердой валюте. При скромном образе жизни этих денег Фриде с братом хватило бы как минимум на два десятка лет. Однако директор агентства недвижимости, в которое обратился Фридя, так не думал. В ходе сомнительных операций родительская квартира (в которую, кстати, въехал этот самый директор) превратилась в две комнаты в густонаселенных коммуналках. И безо всякой доплаты. Обманутому Фриде пришлось отправляться в комнату в центре, а Артему, который вскоре должен был вернуться из армии, брат оставил метры в Капотне.