Великая Матерь… Сегодня ночью Грациллоний явственно ощущал присутствие Белисамы, владеющей луной и звездами.
Он проглотил комок в горле.
– Я оскорбил Девятерых? Я не желал этого. И Дахилис ничего мне не сказала.
– Она и не скажет. Слишком любит тебя. Но я подозреваю, что она советовала тебе обращать больше внимания на ее Сестер?
– Да, она… но…
– О, я говорю о гордости и долге, не о вожделении, хотя и плоть имеет свои права. Вспомни, например, как ты объявил, что Дахилис беременна и со временем у тебя будет возможность обслужить остальных! Тебе нравится, когда до тебя снисходят?
– Нет! Но… но…
Она тихонько рассмеялась и крепче сжала его локоть.
– Милый Грациллоний! Никогда ты не проявлял большего мужества, чем сейчас, когда беспомощно заикаешься. Разве стала бы я поучать Колконора? Даже Хоэль не понимал. Мог бы… он был не глуп, но не пытался понять. У него никогда не хватало терпения выслушать. А вот ты не безнадежен.
– Я готов… выслушать любые разумные слова… и постараюсь поступать правильно, – он осторожно подбирал слова. – Но никогда я не унижу своего достоинства мужчины.
– И не надо! Просто и мы не дадим унижать наше женское достоинство!
Они в молчании подошли к ее дому. Грациллоний дал мальчику монету и отпустил его. Слуги уже спали, но в атриуме оставили пару зажженных ламп. Их свет окрашивал лицо Бодилис в цвет теплого янтаря. Грациллоний собирался распрощаться, но женщина обернулась и удержала его, прижалась к груди и шепнула:
– Идем. Ночь на исходе!
В прошлый раз с ней было хорошо. В этот – потрясающе!
III
Дождевая завеса скрыла башни Иса и превратила улицы в мрачные ущелья. Дахилис и Иннилис шли сквозь нее, ощущая на лицах поцелуи тысячи призраков. Плащи мало помогали. И несмотря на то что королевы не ожидали от предстоящего разговора ничего хорошего, они обрадовались, добравшись, наконец, до дома Квинипилис.
Жрица сама впустила гостей. Старая королева накинула шаль на залатанное платье, натянула шерстяные чулки на распухшие от ревматизма ноги и сунула их в соломенные шлепанцы. Небрежно причесанные волосы окружали ее лицо седой львиной гривой.
– Добро пожаловать, – приветствовала она. – Входите, не мокните, в доме хоть немного теплее! Я согрею вина или, если хотите, заварю травы, – она втянула их внутрь и сама вразвалку заковыляла следом. – Простите, что встречаю в таком виде. Вы просили в записке о разговоре наедине, так что я отпустила слуг. Обычно я не принимаю гостей, пока не приглажу космы.
– Мы… мы не хотели беспокоить тебя, – прошептала Иннилис.
– Чепуха, детка. Вы дали мне отличный предлог избавиться от хлопот по делам храма. Бросьте где-нибудь плащи. – Квинипилис провела их в комнату, мебель в которой, как и все ее хозяйство, выглядела ветхой, но была удобна. – Устраивайтесь. Вольно, как сказал бы наш добрый центурион. В нашем распоряжении целый день, не так ли?… И суп уже на огне. Варю сама. Кухарка у меня неплохая, но вечно забывает положить черемшу.
Они расселись и некоторое время молчали, прихлебывая из кубков. Квинипилис незаметно поглядывала на молодых Сестер и наконец сочла, что пора нарушить молчание.
– Вижу, что вы в тревоге и в горькой печали. Расскажите, если хотите.
Иннилис дважды пыталась заговорить, но не сумела – вжалась в кресло, уткнулась в свой кубок и сидела тихо, стараясь не расплакаться.
Дахилис погладила ее по плечу.
– Это я решила, что нам нужно просить совета у тебя – старшей и мудрейшей из Сестер. Мы хотели позвать с собой и Виндилис, но она отказалась и нас не хотела пускать. Если тебе покажется, что она держится еще холоднее и надменнее, чем обычно, – причина в этом.
– Старость – это еще не мудрость, милая. Но я в самом деле немало повидала на своем веку. Продолжай.
– Это… ужасно… но я не решаюсь назвать это грехом. Я узнала случайно – если только в том не было воли богини… что Иннилис и Виндилис – любовницы!
Квинипилис беззвучно захихикала, обнажив остатки зубов.
– Только и всего? Я знаю об этом не первый год. – Иннилис ахнула, расплескав вино. Квинипилис же улыбнулась ей как ни в чем не бывало и добродушно добавила: – Не бойся. Ручаюсь, что больше никто не подозревает. Я, знаешь ли, люблю наблюдать за людьми. Тело часто бывает откровеннее языка. И я неплохо изучила его речь.
– Но что же нам теперь делать? – умоляюще спросила Дахилис.
Старуха пожала плечами.
– А зачем что-то делать? Такое случается не впервые. Девять женщин на одного мужчину – это, конечно, освящено богами, но едва ли естественно. Однако Ис веками поддерживал этот обычай. Не все, заимствованное нами от предков-карфагенян, является благом. Но я думаю, Белисама понимает.
Ее взгляд устремился вдаль, и старая королева заговорила как будто сама с собой:
– Бедняжка Иннилис. И бедная Виндилис. Я была для нее плохой матерью. Моя Руна, будущая Виндилис, мало получала от меня тепла. Вы помните, от Вулфгара, которого я любила, у меня родилась Лирия. Да, Вулфгара я любила, а Лирия – вы не помните ее, вы слишком молоды – была очаровательным ребенком! А потом Гаэтулий убил Вулфгара и зачал во мне Руну. Вся моя любовь досталась дочери Вулфгара. А потом, в царствование Лугайда, на Лирию сошел знак, и она приняла имя Карилис и умерла в родах, и на ее дочь, Форсквилис, я перенесла любовь к ее матери…
Она встрепенулась.
– Довольно. Все это в прошлом, а сердцу не прикажешь. Выполняй свой долг королевы. А в остальном твоя жизнь принадлежит тебе.
– Но как скрыть это от Грациллония? – вздохнула Дахилис. – Знает он или нет, но ведь его это тоже касается. А он – король, о котором мы молили богов. Мы обязаны ему верностью.
– А разве он был нам верен? – резко спросила Квинипилис.
– А как же! Он такой… добрый. И мудрый, и сильный… – Дахилис покраснела. – Да, кое-чем он пренебрегает, но в том и моя вина, и Бодилис сказала, что говорила с ним, и он обещал…
– Все это хорошо, – прервала Квинипилис. – Пойми меня правильно. Он мне очень нравится. И я опасаюсь, что он потеряет благоволение Трех. Быть может, дорогая Иннилис, то, что происходит между тобой и Виндилис, – наказание ему, хоть и началось задолго до его появления. Хорошо, если Их недовольство ограничится этим.
– И я тоже боюсь, – наконец заговорила Иннилис. – Что, если боги разгневаются на него, как… и на прошлого короля? То, что Дахилис узнала… не Их ли это знак?
Квинипилис насторожилась, как старая собака, взявшая след.
– А? Что такое? Кажется, вы еще не все сказали?
– Не все, – призналась Дахилис. Запинаясь на каждом слове, она поведала о митраистском обряде над ручьем, посвященным Белисаме, и о том, что Грациллоний упорно отказывается раскаяться в содеянном. – Он заверил, что не причинил никому вреда, и он так умен и властен, что я… я заставила себя поверить ему… Но тут открылось про Иннилис и Виндилис – и я не спала всю ночь… Скажи, что делать!