Эсмунин Сиронай еле слышно заговорил:
– Надеюсь, ты понимаешь, что люди образованные не принимают древних мифов в их буквальном значении – в отличие от христиан. Для нас это символы. В различных языках одни и те же понятия могут обозначаться разными словами. Так и разные боги могут представлять одну и ту же Сущность. Со временем боги меняются, как меняется язык, развиваются в соответствии с потребностями их почитателей. Само небо не остается неизменным, но сущность его сохраняется во все эпохи.
Главный астролог выглядел дряхлым седым стариком. Он почти ослеп, но под его руководством исследования продолжали вести верные ученики. Птолемеевская система мироздания казалась ему недостоверной, и старец продолжал разрабатывать свою модель.
– Может, лучше кратко представить хронику богов, – вмешался Таэнус Химилко. – Ты уже отчасти знаком с ней, Грациллоний, но весьма отрывочно.
Послышался ропот согласия.
– Ты и веди рассказ, – решил Ирам Илуни. – Среди нас ты – лучший знаток.
Таэнус, аристократ по внешности и манерам, председатель Совета суффетов, владел поместьем неподалеку от Священного леса и знал предания не только горожан, но и земледельцев.
Грациллоний поддержал просьбу президента, и Таэнус начал рассказ:
– В Начале Тиамат, Змея Хаоса, грозила уничтожить Творение. Таранис сразил ее. Но Лер, ее сын, подстерег убийцу матери и убил Его. Земля и небо пребывали во тьме, покуда Белисама не спустилась в нижний мир. Страшной ценой выкупила Она Тараниса, вывела его назад, и примирила Она Тараниса с Лером. Но условием мира Лер поставил, чтобы Таранис умирал снова и снова до Конца Мира, когда он будет возрожден навеки. Мы в Исе ежегодно представляем это действо в лицах. Прежде оно сопровождалось человеческими жертвоприношениями. Ныне жертву Тараниса олицетворяет король. Он гибнет в битве и возрождается в победителе, который зачинает новую жизнь в галликенах, избранницах богини. В некотором смысле каждая из дочерей короля и королевы – божественного происхождения. Но лишь Девятеро представляют Ее воплощения. Прочие проживают обычные человеческие жизни, как и потомки союзов между прочими божествами и смертными. У нас немало семей, ведущих свой род, скажем, от Тевтатиса, Иисуса, Кернунноса – как моя семья – или от богинь, избравших любовниками смертных: Эпоны, Банбы… Правда, это родство не подтверждено ничем, кроме семейных преданий. Быть может, больше истины в туманном веровании, что в жилах Перевозчиков Мертвых течет холодная кровь Лера… Повисла пауза. Грациллоний решился нарушить ее:
– Перевозчики. Я слышал о них, но никто не желает рассказать толком. Что происходит, когда человек умирает?
– Никто не знает. Рассказывают разное. Призраки, обитающие в родных домах, духи, живущие в курганах, Дикая Охота… мрачный Аид или полное забвение… Здесь – в городе и на побережье – мы, как ты знаешь, хороним умерших в море. Хороним тела. Долг Перевозчиков – доставить их души на Сен, и в награду за этот страшный труд они освобождены от налогов и гражданских повинностей. Верят, что там Белисама, а может быть, и Лер подвергают души суду. Говорят, иные из них возрождаются – умершие галликены могут стать тюленями, задержаться на земле, дожидаясь тех, кого любили в этом мире, – но я не знаю и не стану о том говорить.
– А вот митраисты знают, – иронически заметила Бодилис.
Грациллоний вспыхнул.
– Я не знаю, что ждет меня, – огрызнулся он. – Человеку дано только стремиться заслужить спасение.
– Мужчине! Да и то лишь тому, кто омылся в крови Быка. Так что, путь на небо открыт только богатым?
– Нет! – горячо возразил Грациллоний, не ожидавший нападения с этой стороны. – Тавроболия – этот отвратительный ритуал, когда верующие стоят в яме, куда стекает кровь – для поклонников Кибелы! Они называют ее Великой Матерью.
– Ты был освящен кровью короля. Почему бы другим не принимать освящение в крови Быка?
– Не спорю. Но и для них этот обряд не обязателен. И к их обрядам допускаются женщины, – Грациллоний не стал упоминать о тесных связях между храмами Митры и Кибелы. Ему никогда не нравился этот культ, где мужчины в истерических припадках доходили до того, что оскопляли себя. Лучше уж пусть женщины следуют учению Христа. Тот был добр к своей Матери. – Мы, когда убиваем Быка, делаем это достойно, как делал Митра.
– Прошу вас, прошу вас! – воскликнул Ирам. – Сегодня мы только сравниваем взгляды, обмениваемся сведениями. Обсуждение, если потребуется, назначим на другой раз.
Грациллоний взял себя в руки.
– Что касается человеческой судьбы, – сказал он, – многие из моих единоверцев полагают, что она управляется движением планет, но мне, признаюсь, это кажется сомнительным. Не просветит ли нас ученый Эсмунин?
– Я сам ничуть не верю составляемым мною гороскопам, – согласился старец, – хотя добросовестно выполняю свою работу. Если и существует судьба, то, полагаю, силы ее непостижимы для смертного. Появление же планет, загадочные затмения, прецессия равноденствий…
Грациллоний заслушался.
II
Грациллоний рад был бы сидеть до последнего, но почти сразу после трапезы Бодилис потянула его за край тоги и тихо сказала:
– Идем со мной. Нам надо поговорить.
Досадуя, он подумал все же, что королева не стала бы звать его без важной причины, и откланялся.
В городе они обходились без вооруженной охраны. Провожавший их мальчуган с фонарем не говорил на латыни.
– Прости, что рассердила тебя, – начала Бодилис, перейдя на язык римлян, – но я не могла упустить такую возможность.
Грациллоний в изумлении взглянул на нее. Лицо королевы ярче освещали звезды, нежели свет фонаря, мерцавшего впереди. Он словно впервые увидел его выразительную сильную лепку и, смешавшись, отвел взгляд в сторону. Шаги громко отдавались в холодном ночном воздухе.
– Видишь ли, – спокойно продолжала Бодилис, – ты не понимаешь свободных женщин. Если ты будешь править, как мы с тобой надеемся, тебе придется этому научиться. Для начала я дала тебе попробовать того, чем вы угощаете нас.
– О чем ты говоришь, – возмутился он. – Моя мать, сестры – не рабыни!
– Но и не равные, – перебила она. – А мы, галликены, равны тебе. Не забывай об этом, Граллон.
(Так теперь к нему обращались порой, переделав имя на исанский лад.)
– Что я сделал не так?
Она вздохнула, но тут же улыбнулась и взяла его под руку.
– В сущности, это не твоя вина. Нигде, если не считать редких племен варваров, женщины не равны мужчине по положению. Римляне почитают своих матрон, но в делах не предоставляют им права голоса. Греки запирают своих жен в доме, и когда эти бедняжки наскучивают мужьям, те обращают свою любовь на мальчиков. Твой культ вообще не для женщин. Христиане допускают их к богослужению, но косятся, как на сосуд искушения, и никогда не возводят во жреческое достоинство. Откуда же тебе знать?