Он открыл глаза. Над ним стояла Бодилис. Тогда он вспомнил…
В окна заглядывал сумрачный день. Бодилис отступила от постели. На ней было простое белое платье без украшений.
– Прости, – тихо сказала галликена. – Но тебе пора вставать. Солнце обошло почти полный круг, а ты все спишь.
Грациллоний смутно припомнил, что когда он добрался до дворца, Фенналис дала ему выпить какой-то отвар. Перед тем моряки унесли тело на носилках к Дому Странников. Еще перед тем – море, качка… в памяти зияли провалы, клубился туман… Душа рвалась прочь: домой, на войну, куда угодно, лишь бы подальше. Но он – король. Он – префект Рима и центурион Второго легиона.
Бодилис провела его в комнату, где ждали горячая ванна, хлеб и вино. Есть не хотелось, но он заставил себя, и силы вернулись. Крепкий слуга размял одеревеневшее тело. Бодилис стояла рядом, ожидая, пока он облачится в алое королевское одеяние.
– Куда теперь? – спросил он, одевшись.
– В храм Белисамы, – ответила она. – Решили провести оба обряда одновременно, учитывая, что мать отошла, а ты будешь занят.
– Оба?
– В первую очередь наречение имени и освящение младенца.
Грациллоний кивнул. Дахилис и Иннилис рассказывали ему.
– Я должен заменить мать?
– Таков обычай, когда королева умирает в родах.
Грациллоний припомнил все, что передумал ночью в Доме Богини.
– Хорошо.
Они вышли из дворца под серое тусклое небо. Шеренга легионеров приветствовала его салютом. Админий шагнул навстречу.
– Господи, командир, мне так жаль, – у него дергались губы. – Мы все…
– Благодарю вас, – сказал Грациллоний и прошел дальше.
– Кру-гом! – выкрикнул Админий. – Шагом марш!
Подкованные подошвы ударили в мостовую.
Люди на улицах расступались, останавливались, провожали его взглядами. Никто не решился подойти или хотя бы выкрикнуть приветствие. Грациллоний и Бодилис шли сквозь молчаливую толпу.
– Мы почти ничего не знаем, – говорила королева. – Только со слов моряков и Бриги и… других, здесь, в городе… и мы догадываемся… ты не хочешь рассказать?
Он с удивлением заметил, что рассказ не причинял боли. Простая обязанность. Он сам не понял еще, что это значит – никогда не увидеть больше Дахилис. А то, что он видел в последний раз…
– Она не вернулась до наступления ночи, и я пошел искать. Искал несколько часов. Она сломала ногу, и роды начались. Лежала без сознания, почти замерзшая. Я принес ее обратно, но не смог… вернуть. Как только она умерла, я сделал все возможное, чтобы спасти ребенка. Если я совершил грех, святотатство – они на мне, и только на мне. Она ни в чем не виновата.
Бодилис сжала его ладонь.
– Нам придется заново очистить и освятить остров. Что до твоего поступка, я смею надеяться – мы, Сестры, решили, что смеем надеяться, – справедливость богов восстановлена. Они испытали твой дух. А жертвой стала… Дахилис. Не та жертва, о которой думали Девятеро, и, быть может, не та, которой желали сами боги, но едва ли можно найти дар драгоценнее.
В горле стояла горечь. Нет ему дела до таких богов. Но надо молчать и молча исполнять Их обряды. Ради Рима, Митра свидетель, и ради Бодилис. Ей и без того нелегко.
Они подошли к храму. Солдаты, гремя оружием, разошлись и замерли по сторонам лестницы. Король и галликена прошли между их рядами.
– Церемония будет простой и недолгой, – заверила она его. – Не то что Вручение Ключа. А новую королеву торжественно представляют народу только после того, как душа ушедшей переплывет пролив.
– Что?! – он вдруг очнулся от внутреннего оцепенения, тревожно вскинул голову. Бодилис не успела ответить: они вошли в храм.
Их встретили чистые молодые голоса весталок, певших гимн. Младшие жрицы окружали алтарь. Бодилис опустила на лицо покрывало и прошла к Сестрам, стоявшим за алтарем, под странными высокими образами Девы, Матери и Старухи. Светильники отбрасывали яркие блики на золотую купель. Тонкие белые покрывала придавали королевам вид призраков.
Грациллоний не сразу решился приблизиться к алтарю, но наконец вышел вперед торжественными мерными шагами. Перед мраморной глыбой алтаря он остановился и замер с непокрытой головой и пустыми руками. Ни Молота, ни Короны. Здесь владения Белисамы. Только Ключ висел на груди под рубахой.
Одна из верховных жриц обошла алтарь и встала перед ним. Он узнал под вуалью Квинипилис. Ее голос звучал ровно, но Грациллоний впервые услышал в нем старческие нотки:
– Король и отец, мы собрались здесь, чтобы освятить твое дитя. Мать ее покинула нас, и ты должен сам благословить дочь. Пусть принесут ее сюда, дабы ты дал ей имя и наложил Первый Знак.
Приблизилась жрица с младенцем на руках. Девочка спала, глазки на красном сморщенном личике закрыты. Какое крошечное создание! Как ей жить в этом жестоком мире? Квинипилис шепнула:
– Ты знаешь, Грациллоний? Дахилис звали Истар.
Он знал, знал и о том, что обычно первую дочь называли именем, которое носила мать-королева в детстве. Но для него она была Дахилис, а эта крошечная частица ее тела – все, что осталось ему от любимой. Он все обдумал еще тогда, в ту долгую ночь на Сене.
Квинипилис взяла завернутую в одеяльце девочку, протянула Грациллонию.
– Начерти у нее на лбу полумесяц, – подсказала она тихо, – и скажи: Иштар-Исида-Белисама, прими слугу Твою Истар. Освяти ее, сохрани в чистоте и дай ей последний приют в Твоем Доме.
Грациллоний опустил указательный палец в мерцающую воду купели и очертил полукруг на крошечном лобике. Его голос отчетливо прозвучал по всему храму:
– Иштар-Исида-Белисама, прими слугу Твою, Дахут. Освяти ее, сохрани в чистоте и дай ей последний приют в Твоем Доме.
Голоса весталок дрогнули. Среди жриц пробежал шипящий шепоток, но все покрыл громкий крик проснувшейся девочки. Малютка корчилась у него на руках, стараясь сбросить пеленки.
Грациллоний встретил скрытые под покрывалами взгляды галликен и вполголоса проворчал:
– Я хотел, чтобы ей осталось хотя бы имя матери. Надеюсь, это законно?
– Да-да, – отозвалась Квинипилис. – Против обычая, но… закон молчит… пусть будет Дахут, – и передала малышку жрице, которая унесла ее, качая на руках.
Все поняли Грациллония. Сакральное имя Дахилис происходило от ручья, посвященного ее покровительнице, нимфе Ахе. Приставка «Да-» образовывала уважительную форму обращения. Суффикс «-лис», принадлежавший только королевам, отец заменил на «-ут», обычный для имен, данных в память предка. Так в Исе явилась Дахут.
Гимн смолк. Квинипилис выпрямилась в полный рост и, воздев руки, воскликнула:
– Да свершится божественное обручение!