Гардемарин в юбке | Страница: 57

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

В это время вошел Степан и спросил:

– Инструмент какой есть?

– Какой инструмент? – не поняла Вероника.

– Ну, садовый инвентарь?

– А, ты про это? Лопата есть, грабли тоже, еще лейка, и, кажется, даже тяпка есть. Все в гараже стоит в кладовочке. Туда можно из дома пройти, вон лестница. – И Ника показала, как можно попасть в гараж.

Степан начал спускаться по лестнице, а Вероника вышла во двор, подумала, какая замечательная погода, солнышко совсем жаркое, хоть и катится сейчас к закату, а все равно тепло. Как же Юльке сейчас плохо в той больничной камере, да и Вадиму тоже, хоть он и не чувствует ничего. Сколько времени не виделась с ним, нужно будет на днях обязательно съездить.

Немного подумав, Вероника набрала номер телефона Виктора Ивановича, лечащего врача Вадима. Она надеялась на удачу: вдруг он сегодня дежурит. Но надежды не оправдались, трубку снял другой доктор, и, когда Ника спросила Виктора Ивановича, ей ответили, что он уже ушел домой.

Вероника постояла несколько минут, задумавшись и постукивая телефонной трубкой себя по щеке.

«Как же плохо без машины, прямо как без рук! Сейчас бы не думала, что да как, а села за руль и поехала бы в больницу, ну, может, и не сейчас, а уж рано утром точно. Кстати, интересно, где сейчас может быть моя милая «десяточка»? Света говорила, что ее ищут. Толку только от этого чуть: если и найдут, уже в полураздетом состоянии будет наверняка. Пришла беда, отворяй ворота». – Вероника вздохнула и пошла в сад, чтобы посмотреть, чем там занимается Степан.

Мужчина сосредоточенно окапывал деревья, а Дуська лезла к нему на лопату. Она принимала это за игру, а садовник терпеливо ей подыгрывал, хотя болонка ему ужасно мешала.

– Дуся, ты что это мешаешь человеку, не стыдно тебе? – пожурила Ника свою собаку.

– Ничего, пусть прыгает, мне с ней веселее. Я тут гляжу, за забором ухажеры ее собрались, обскулились все. Ты за ней приглядывай, она маленькая, а там вон какие кобели. Будешь потом неизвестную породу воспитывать, – смеясь, говорил Степан.

– Нет, на улицу она не выходит, ей сада достаточно. Была раньше дыра, она через нее лазила, а теперь все, заделали, а чтобы перепрыгнуть, ростом не вышла, – успокоила Ника садовника.

Она вернулась в дом и пошла в свою комнату. Поставила рядом с кроватью бутылку с минеральной водой и пепельницу, улеглась, чтобы окунуться в очередной детектив любимой писательницы Дарьи Донцовой. Уже через несколько минут Веронику никакими силами невозможно было оторвать от книги, и она перестала замечать, как летит время. Уже когда совсем стемнело, в проеме двери показалась голова Степана.

– Чем собаку покормить? – тихо спросил садовник.

– Там, в холодильнике, консервы стоят, на одних собака нарисована, а на других кот, открой и положи в миски. Для себя тоже что-нибудь найдешь… Такая книжка – супер, не могу оторваться, так что хозяйничай сам, дядя Степан, ладно? – не отрываясь от чтения, проговорила Ника.

– Читай, читай, справлюсь, – успокоил Веронику Степан и скрылся за дверью.

Девушка поудобнее устроилась на подушке и понеслась следом за Дашей Васильевой разоблачать преступника.

Глава 32

На следующее утро Вероника встала пораньше, хотя далось ей это с большим трудом. Читала она до двух ночи, поэтому сейчас еле разлепила веки. Ей очень хотелось зашвырнуть в окно будильник, который монотонно издавал пикающие звуки, но, пересилив лень, Ника оторвала голову от подушки.

– Давай, дорогуша, поднимайся и вперед на водные процедуры! Примешь душ, выпьешь крепкого кофе и сразу станешь человеком, – приказала себе Ника, вскочив с кровати.

Через полтора часа она уже сидела в электричке, которая несла ее к столице со скоростью сорок километров в час. По вагонам, как всегда, бегали коробейники и предлагали свои никому не нужные товары, которые даже если кто-то и покупал, то пользоваться ими не мог: как правило, все, что продавалось, не имело отношения к тому, что рекламировалось, кроме, наверное, газет. Но даже и тут предприимчивые старички ухитрялись подсунуть несвежий номер.

Следом за продавцом гелевых авторучек, в которых гель заканчивался на второй строчке, в вагон на инвалидной коляске въехал пожилой мужчина в тельняшке и браво сдвинутой на затылок бескозырке. Он развернул мехи своей гармони и не запел – заорал, перекрывая стук колес электрички:

– Врагу не сдается наш гордый «Варяг»!

Сзади него стояла благообразная старушка, которая держалась за ручки коляски и отбивала ножкой в такт музыке. После того как номер был виртуозно исполнен, «морячок» сдернул бескозырку с головы, а старушка покатила коляску по вагону. В головной убор сыпалась мелочь, и даже падали иногда бумажные деньги. Никто из пассажиров не остался равнодушным к такой душевной самодеятельности. Рядом с Вероникой сидел бочкообразный господин, смахивающий на бегемота, живот которого покоился у него на коленях, и недовольно ворчал:

– Развелось побирушек, никаких денег на них не напасешься, если всем подавать.

– Какой же он побирушка? Он свой талант продает и насильно ни у кого не отбирает. Хотите – дадите, не хотите – вас не заставляют, – возразила молодая женщина, сидящая напротив.

– Какой талант? Так и я смогу надрываться. Вы только поглядите, сколько ему в шапку уже насыпали, и это только в одном вагоне, а в электричке их десять, вот и посчитайте, – раздраженно прошипел бегемот.

– А вам завидно? – съязвила женщина.

Бегемот посмотрел на нее презрительным взглядом, недовольно засопел и отвернулся к окну. Вероника положила в бескозырку пятьдесят рублей и заметила, как алчно сверкнул глаз соседа. Она спрятала улыбку и уткнулась в журнал.

Некоторое время спустя электричка подъехала к Белорусскому вокзалу. Вероника вышла из душного вагона, тут же купила себе фруктовое мороженое в стаканчике и присела на лавочку. По спине ее стекали струйки пота, и девушке ужасно захотелось прямо здесь, на глазах изумленной публики, снять с себя прилипшую к телу футболку. Благоразумие взяло верх, и Ника, прикончив мороженое, отправилась к метро. Через тридцать минут она уже выходила из него и пешком шла к Институту Склифосовского. Ей не терпелось узнать, есть ли какие-то изменения в состоянии здоровья Вадима. Когда она постучалась в кабинет Виктора Ивановича, он принял ее как старую знакомую и начал расспрашивать о новостях. Вероника рассказала ему все без утайки, и на душе стало чуть легче.

– Виктор Иванович, можно мне к Вадиму хоть ненадолго?

– Отчего же нельзя? Пойдемте, я вас провожу.

Когда Ника сидела рядом с кроватью и вглядывалась в почти неузнаваемые черты, ей очень хотелось плакать, но она усилием воли сдержала слезы и тихо заговорила:

– Вадим, мне пришлось обмануть Юлю. Я сказала, что ты пришел в себя и скоро пойдешь на поправку. Ты меня не осуждай, я сделала это не только ради ребенка, но и ради самой Юльки. Она все время твердит, что не сможет жить без тебя, и я ей верю. Ты слышишь, Вадим? Ты обязательно должен помочь мне, иначе я буду выглядеть врушкой… – Улыбнувшись, она добавила: – И обязательно облысею. Я Юльке поклялась, что не вру, иначе стану лысой. Тебе будет не стыдно, если у твоей жены появится подруга с головой, как бильярдный шарик?.. Твои похороны, Вадим, прошли без сучка и задоринки. Вместо тебя положили бомжа без рода без племени, и лежит теперь он в лакированном гробу, в новом костюме и благоухает тройным одеколоном. Небось при жизни о таком комфорте и не мечтал. Представляешь, меня недавно тоже один бомж от смерти спас и теперь работает у меня садовником. Ничего мужичок, спокойный, услужливый. Что дальше будет, не знаю, а пока он мне нравится… Вадим, я тебе не надоедаю со своими разговорами? Что мне еще тебе сказать? Юля вроде ничего, держится, беременность переносит неплохо, во всяком случае, токсикоза сильного у нее нет. Убийцу пока не нашли, но я его обязательно разоблачу и вытащу Юльку из тюрьмы, обещаю тебе. Ты только приди, пожалуйста, в себя, очень тебя прошу.