Тем не менее разудалая девица казалась мне смутно знакомой. Вроде где-то я ее видела. Причем именно в таком виде — раздетую. Может, на пляже? Или в бассейне? Ведь видела, точно видела я где-то этот мускулистый женский торс…
— Это она! — вскричала я с победной интонацией Архимеда, вопящего "Эврика!".
— Все-таки бухгалтерша? — по-своему поняла мой вопль Ирка. — Надо же! Никогда бы не подумала!
— И не думай, — кивнула я. — Это никакая не бухгалтерша, а знаешь кто? Это любовница покойного Алика Дыркина! Я видела ее с Аликом той ночью, когда лошадь взорвалась, а бомба — нет.
Мое объяснение было несколько сумбурным, но Ирка меня поняла.
— Так это та самая любовница, из-за которой Алика убили? — Ирка с новым интересом вперилась в фотографию.
Я задумалась. По официальной версии следствия Дыркина-Сударева убили за связь с супругой Носорога. Но Елену Рогову я видела, она совсем не похожа на эту рослую бодибилдершу…
— А почему Вовка отдал эти снимки тебе? — спросила тем временем Ирка.
— Вот это очень хороший вопрос, — задумчиво сказала я. — Внутренний голос подсказывает мне, что это как-то связано с делом Носорога. Смотри, что получается…
— Смотрю, — послушно отозвалась подруга, продолжая таращиться на разудалое фото.
— Позавчера я заходила к Горохову в его офис — по просьбе нашей бухгалтерши Елены относила ему деньги за какую-то рекламную работу. А у Вовки как раз была эта самая Елена Рогова, из-за которой вроде погиб Алик Дыркин…
— Тоже Елена? — уточнила Ирка.
С минуту я молча смотрела на нее. Подруга даже начала неуютно поеживаться.
— Ирка, ты гений! — восхищенно вымолвила я наконец.
— Правда? — недоверчиво переспросила подруга.
— Вот-те крест! — Я размашисто перекрестилась. — Ты зришь в корень! Они обе Елены!
— И что?
— И то! Я сказала Вовке, что Елена передала ему деньги и пожелание продолжать в том же духе. Я имела в виду нашу бухгалтершу, а Вовка, наверное, решил, что меня прислала Рогова! Именно поэтому, вручая мне конверт с фотографиями, он что-то говорил о профессиональной этике, которая вынуждает его продолжать действовать через меня… Он решил, что я посредник между ним и клиенткой!
— Значит, эти фотографии — Вовкина работа, — сделала вывод Ирка.
— И, наверное, что-то в таком духе он уже делал для Роговой, раз эта фотосессия — следствие наказа "продолжать в том же духе", — добавила я.
— Ага, — глубокомысленно произнесла Ирка.
Потом она с сожалением посмотрела на снимки и спросила:
— И что же теперь с ними делать?
Судя по голосу, подружке хотелось оставить фотографии в своей частной коллекции.
— Вернуть, кому надо, — твердо сказала я.
— Кому?
Я развела руками. Черт его знает, кому! Вовке, кажется, я уже ничего не смогу вернуть. Ни этот конверт с чужими фотографиями, ни ту десятку, которую стрельнула у него как-то в прошлом месяце, да и забыла про нее… К нашей бухгалтерше Елене, как я понимаю, конверт с "деловыми бумагами" не имеет никакого отношения. Выходит, надо отдать его другой Елене — Роговой, раз уж я пришла к выводу, что она была клиенткой Горохова и именно по ее заданию Вовка следил за кем-то из запечатленных на фото любовников. С другой стороны, мадам Рогова ничего такого Вовке — в смысле "продолжать в том же духе" — делать не велела, это он сам неправильно понял мои собственные слова! Получается, что никому пикантные фотографии не нужны.
— Наверное, мне нужно поговорить с Роговой, — неуверенно сказала я.
— Зачем?
— Я вроде как несу ответственность перед Гороховым, — ответила я. — Получается, что он поручил мне быть посредником между ним и Еленой Роговой. А она, как я предполагаю, просила Вовку разобраться в истории с убийством Алика. Об этом я тоже кое-что знаю, и, если Лазарчук не хочет меня слушать, я расскажу все заинтересованному человеку. Выложу все, что знаю о смерти Алика. Про предполагаемого убийцу Леву расскажу — про то, что он попал под трамвай. Но о снимках сразу говорить не буду. Может, только намекну, вдруг что-то прояснится…
Ирка заерзала на сиденье:
— Может, расскажешь мне все с самого начала?
Мысленно я вернулась к событиям незабываемого воскресенья, ознаменованного покупкой лошади и несостоявшимся взрывом бомбы, и рассказала подруге обо всем, что случилось со мной за последние дни. Ирка слушала не перебивая, а когда я закончила, сказала:
— Пожалуй, не поеду я сейчас на рынок. Съезжу в «Конику» к Сашке Полякову и попрошу его кадрировать фотографию этой развратной тетки. — Ирка потрясла в воздухе снимком. — Напечатаю одно лицо, чтобы можно было, не стыдясь, демонстрировать фотографию людям. Покажем ее всем знакомым, вдруг кто-то и узнает девицу. Глядишь, поймем, зачем Вовка за ней следил.
— Может, он следил за мужиком? — Я постучала пальцем по белобрысому затылку кавалера на фото.
— Если бы он следил за мужиком, то снимал бы его так, чтобы видно было лицо, — возразила Ирка. — А здесь на всех трех фотографиях хорошо видна только дама. О мужике можно сказать совсем немного: он атлетически сложен, у него светлые волосы и небольшая родинка за правым ухом. Родинка — это, конечно, примета, но ее одной маловато.
— Я даже не уверена, что на всех трех фотографиях фигурирует один и тот же мужик! — заметила я. — На двух снимках явно запечатлен блондин, а на третьем… Вроде брюнет или нет? Против света снимали, не разберешь… Но профиль-то орлиный, у блондинов таких носов не бывает!
Ничего не ответив, Ирка высадила меня у подъезда нашего офисного здания и укатила. Я побежала на работу, на ходу сочиняя уважительную причину для опоздания. Зря только напрягала мозги — никто меня за несвоевременный приход не корит и не собирался. Бабка-вахтерша, от которой я уже приготовилась выслушать дежурный упрек, при моем появлении сверкнула глазами и выпалила:
— Елен, ты про Вовку-то слыхала? Горохов вчера в аварию попал!
Чувствовалось, что старушке не терпится поделиться информацией, я же была совсем не прочь ее выслушать. И к обоюдному нашему удовольствию я задержалась у заградительного стола вахтерши. Безошибочно выверив соотношение в голосе удивления и испуга, я воскликнула:
— Неужели?! Как же это случилось?!
Словоохотливая вахтерша с трудом дождалась, пока я произнесу свою реплику. Оказалось, ей было что рассказать, и старушка без промедления завела былинный сказ. Думаю, к этому часу бабка уже успела откатать свой драматический монолог на нашей редакционной публике, потому что речь ее текла гладко, почти напевно. Седовласой народной сказительнице недоставало только гуслей в руках.
— Ой, пришел вчера в телекомпанию добрый молодец, Володимир свет Иванович Горохов, — выводила она. — Да и сел он в редакторской за накрытый стол, за честным пирком кофе выпити!