Подъем кончился, и перед Смирновым слепо блеснул свет: он добрался-таки до маленького рыбацкого домика-мазанки, приткнувшегося на краю обрыва. Кто-то находился в домике, жег свечу, пережидал непогоду. Кто? Припозднившийся любитель зимней рыбалки? Случайный бродяга, захваченный в пути метелью? Или… тот неизвестный, пытавшийся столкнуть чужака с обрыва?
Выбирать не приходилось - так или иначе надо попасть в дом, согреться, выпить чего-нибудь горячего, высушить одежду. Всеслав приник к залепленному снегом грязному окошку и ничего не увидел: окошко было задернуто ситцевой занавеской. Что же делать?
Он вспомнил о мобильном телефоне, полез в карман… пусто. Наверное, телефон выпал во время падения, подвела привычка постоянно держать его под рукой. Будь он во внутреннем кармане… Эх, досада! Ладно, нечего на себя пенять.
Новый прилив боли едва не лишил его сознания, в глазах потемнело, в груди образовалась гулкая, сосущая пустота… Ноги вмиг стали ватными, непослушными. Не хватало только свалиться здесь, у самого порога этой мазанки, за метр от долгожданного, спасительного убежища, тепла, горячего чая или хотя бы кипятка.
Борясь с дурнотой, он шагнул к двери, у которой намело сугроб, - дернул за ручку. То ли обитатель домика запер дверь, то ли мешал снег, но… Сыщик не успел додумать эту мысль - голова закружилась, сознание померкло, руки и ноги обмякли, и он медленно, вяло осел в наметенный у входа сугроб.
Его уже успело присыпать, когда дверь, жалобно скрипнув, внезапно отворилась внутрь, и багровый отблеск свечи лег на распростертое у порога тело.
* * *
Наступила ночь, а Славка так и не явился домой. Ева привыкла, что такое порой случается; она смотрела в окно, на сплошную стену снега, на желтые глаза фонарей. Их свет придавал летящим снежинкам золотистый оттенок.
Столбик термометра опустился до двадцати пяти градусов - не критическая температура, но холодно. Где же Смирнов? «Иди ко мне, - мысленно позвала его Ева, приложила ладонь к стеклу. Как будто он мог увидеть этот знак ожидания. - Хватит бродить по пустынным, промерзшим улицам Москвы ли, Старицы. Провинциальные города особенно глухи, безлюдны долгими зимними ночами. Только трещат от стужи деревья да свистит поземка. Морозная тьма поглощает все - звуки, огни, она полна холодного, отчужденного молчания. Она разлучает возлюбленных, и снег заметает их следы. Она гасит свечи, и остается единственная ниточка, единственный путь от сердца к сердцу: это путь любви».
В непроглядном мраке взвыла метель, словно отбившийся от стаи волк, - заунывно, тоскливо и страшно. Ева отошла от окна, зажгла желтый абажур.
«Не могу уснуть, значит, буду думать, - решила она. - Спрашивая людей, я не нахожу ответов. Следует обратиться к самим вещам: возможно, они заговорят».
На столе лежала книга «Египетский крест», вышивки и поникший цветок розы, который Еве любезно согласилась уступить за символическую цену продавщица цветов в метро. Ее нежный товар не выдержал испытания холодом или временем, неважно.
- Вдруг ты еще оживешь? - обратилась к цветку Ева и поставила его в вазу с водой. - Давай, дыши, пей, отогревайся. Мне нужна твоя подсказка.
Она вспомнила, как, выходя из метро, остановилась и загляделась на цветы. Азор… роза… рожденная из крови богини Венеры. Что-то в этом есть… Что? Тот, кто предан цветку… и этому дивному миру, где правит любовь, найдет в нашем магазине ответ на свой вопрос. Какой вопрос?
- Цветку и миру, - прошептала Ева.
Продавщица встрепенулась, по-своему расценив слова потенциальной покупательницы.
- Вам подобрать букет?
- Нет, я… дайте мне вот эту розу.
- Она чуть подмерзла, - непонятно чему обрадовалась продавщица. - Берите так.
Ева протянула ей пару мелких купюр, взяла цветок и поспешила к выходу. Она не могла отделаться от мыслей о содержании письма, прочитанного Верой Петровной. Дама как нельзя кстати проявила неуемное любопытство, нарушила правила этики и посмела вскрыть чужое послание. Честь ей и хвала! Только странный текст не подлежал истолкованию: тот, кто его составлял, был не промах по части конспирации и отлично разбирался в психологии людей. Разумеется, он предусмотрел, чтобы чужой ничего не понял.
Сначала Вера Петровна клялась и божилась, что содержание накрепко врезалось ей в память, потом сдалась - полезла в компьютер и отыскала файл.
- Я ведь и правда забыла о письме! - оправдывалась она. - То есть… я, конечно, давно собиралась его прочитать, но все руки не доходили. А когда узнала о смерти Яны Арнольдовны, на меня будто затмение нашло, ни о чем не думала, кроме этого послания. Знаете… ее ведь уже не было в живых, и я… позволила себе. Вдруг там есть какое-нибудь указание на причину ее смерти? Я только из соображений помочь! Поэтому и скопировала текст, на всякий случай. В голове-то все не удержишь!
Ева уверила пышную блондинку, что в ее поступке нет ничего предосудительного. Та расцвела, но облегчение быстро сменилось отчаянием.
- Прочитав, я очень испугалась, - прижала руки к груди Вера Петровна. - Письмо-то оказалось не простое! А вдруг за ним все же придут? Вот я и… переложила его в другой конверт. Ни адреса, ни фамилии получателя, ни картинки, ни каких-либо иных отметок на конверте не было - чистая, плотная желтоватая бумага, и все. Я подумала: никто не догадается. А потом… за письмом пришел мужчина, сказал ту самую фразу, - я обомлела, отдала ему конверт и перекрестилась. Аминь! Но вышло, что о письме откуда-то узнал господин Хромов: он привел с собой очень строгого, сердитого мужчину… настоящего красавца. Пришлось рассказать им все… кроме того… того… - директорша опустила глаза и залилась краской. - Мне было стыдно! Я не призналась, что читала…
Ева закрыла за собой дверь кабинета Веры Петровны в смятении. Пожалуй, она до сих пор его испытывала. Содержание письма… оно ее поразило и разочаровало одновременно. Всю дорогу до дома текст звучал в ее голове. Открыв дверь квартиры и убедившись в отсутствии Смирнова, Ева расстроилась. Ей было необходимо с ним посоветоваться. А он, видимо, увлекся «оперативными мероприятиями». Домашний телефон молчал, звонить на мобильный Ева не решалась: они договорились, что будут пользоваться сотовой связью только в крайних случаях. Раз Славка не звонит, на то есть причина.
Теперь Еве приходилось рассчитывать исключительно на неодушевленные предметы. Они тоже неплохие собеседники… для тех, кто умеет слышать их голоса.
- Ну-с, ваша очередь говорить, - произнесла Ева, глядя на книгу, цветок и груду вышивок. - Кто первый? Роза!
Поникший цветок безмолвствовал. Книга, к сожалению, тоже, - с ее золотисто-песочной обложки грозно взирал на Еву фараон. Его оголенный торс воина был крепок и мощен, блестел от ароматического масла из страны Пунт; на плечах сверкал золотом, эмалями, лазуритом и бирюзой драгоценный воротник-наплечник, схенти [5] поддерживала прикрепленная к поясу брошка-амулет. За спиной фараона и над ним проступал магический знак - сияющий анкх.