Она смутно помнила, что было потом. Кто-то суетился, какие-то люди, соседи… Валерию расспрашивали, она что-то отвечала. Софья Иосифовна плакала, тоже говорила что-то. Никто ничего толком не видел. Из вещей почти ничего не пропало. Валерия не знала, сколько и чего было у Евгения, Софья Иосифовна тоже. Сын не посвящал ее в свои дела, она только вела хозяйство.
Все последующие дни – похороны, поминки, кладбище, – прошли, как во сне. Софье Иосифовне удалось похоронить сына рядом с его отцом, там еще осталось место и для нее.
– Я всегда думала, как Женечка будет меня хоронить? Это такой удар для него! Он тогда останется совсем один. Поэтому я так хотела, чтобы он, наконец, женился!
Валерию угнетало все это. У нее началась самая настоящая депрессия. Кашель обострился. Она вызвала врача, взяла больничный. Но это не помогло. Пришлось выходить на работу с кашлем. В разгар занятий у нее начинались ужасные приступы кашля, приходилось выбегать в коридор, долго приходить в себя. Аппетит пропал, сон тоже.
Катенька ей сочувствовала, советовала обратиться к Борису Ивановичу.
– Он не признает лекарств, потому что они отравляют организм. Можешь смело идти к нему!
– Я вовсе не боюсь лекарств, – слабо возражала Валерия, – просто они мне не помогают.
– Тем более! – Катенька, казалось, была счастлива, что Валерия плохо себя чувствует и нуждается в помощи. – Тебе нужно с кем-нибудь познакомиться, – советовала она, понижая голос, словно предлагала что-то непристойное.
– Только не это.
У Валерии пропал интерес к жизни. Она ходила, разговаривала, работала, отвечала на телефонные звонки, как автомат, ничего не чувствуя, не ощущая. Как кукла, у которой еще не кончился завод.
По вечерам звонила Софья Иосифовна, плакала в трубку, говорила, что милиция так ничего и не выяснила, никого не нашла.
– Я не верю, что расследование поможет найти убийц.
Валерия успокаивала ее, как могла. Говорила, что времени прошло еще очень мало, что нужно ждать, может быть, что-то и прояснится. В глубине души она была согласна с Софьей Иосифовной.
Однажды они случайно встретились на улице. Солнце припекало, и Валерии было жарко в черном платье и шарфе, которые она носила с дня похорон. Мама Евгения пригласила ее в кафе с открытой верандой, где они сидели в тени акаций и пили водку «за упокой Жениной души».
– Я вам так благодарна, Лерочка, – говорила Софья Иосифовна, поглаживая Валерию по бледной руке.
– За что?
– Вы сделали Женю счастливым. Да! Он любил вас. Я это видела. Хорошо, что в его жизни последний период был светлым и прекрасным. Вы вовремя съездили в Ялту… Он как будто попрощался с этим миром.
Валерия вспомнила их ссору в Крыму, и ее глаза наполнились слезами. Софья Иосифовна истолковала это по-своему.
– Вы, Лерочка, напрасно носите черное. Женя бы этого не одобрил. Он не любил печалиться, и никогда не мог делать это подолгу. Носите яркое, живите в свое удовольствие, ведь каждый миг – это великая драгоценность.
Валерия с головой ушла в работу. Она старалась заполнить каждую минуту, чтобы не было свободного времени для размышлений. Это плохо помогало. По ночам она долго не могла уснуть, и тогда с трудом сдерживаемые днем мысли прорывали шлюз и затапливали ее. Она ничего не рассказала ни милиции, ни Софье Иосифовне о серьге, которую показывал ей Евгений незадолго до смерти. Правильно ли она поступила? А вдруг бы это помогло расследованию?
У нее началась бессонница. И самое плохое – к ней пришел страх. Он появился тихо и неслышно, как первый снег, бесшумно покрывающий еще зеленые долины. Вкрадчивый, как мурлыканье сонного кота. Он становился все сильнее и сильнее.
Валерия иногда просила Катеньку приехать и переночевать вместе с ней. Но это не могло быть слишком часто. В ее жизни наступила полоса, которую даже нельзя было назвать черной. Она была неопределенного, тревожного цвета. Тревожного и опасного.
Валерия пыталась что-то вычеркнуть из памяти, притвориться, что нечто не существует, и чем больше она старалась сделать это, тем сильнее становился ее страх. Она начала понимать, что с этим что-то нужно делать. Но что? Кому она может рассказать свои тайные мысли? Не примут ли ее за сумасшедшую? Есть ли люди, способные помочь ей? И какая именно помощь ей требуется?
Она попыталась принимать приглашения некоторых мужчин, которые за ней ухаживали, но это ни к чему не привело. Несколько раз она просто повернулась и ушла, оставив кавалера в полнейшем недоумении, и потом пришлось долго объясняться и улаживать обиды. Остальные встречи не оставили ничего, кроме неприятного осадка. И она решила, что наедине со своим одиночеством ей пока гораздо комфортнее.
ГЛАВА 14.
Сиур, начальник охраны фирмы «Зодиак», ехал в своей машине на работу. Он включил музыку и под звуки лютни размышлял о событиях, поставивших его налаженную жизнь с ног на голову.
Подружка детства, с которой он мальчишкой катался на коньках и играл в шахматы, которую он сто лет не видел и практически забыл, вдруг явилась к нему на фирму, да не одна, а с приятельницей. Девушки обратились к нему со странной и нелепой на первый взгляд просьбой. Почему-то он согласился эту их просьбу выполнить, и…все изменилось.
Так он познакомился с Тиной. Он так долго искал ее, что почти не мог поверить, что она, наконец, рядом. Все события, происшедшие вслед за этим, прошли в его сознании, как сон.
Старик-антиквар, в квартиру которого его попросили проникнуть, оказался убитым. За первым убийством последовали еще два. За всем этим стояла какая-то очень глубокая, запутанная тайна.
Сиур вспомнил, как они с Тиной ходили к Ковалевскому, чтобы разузнать что-нибудь Будде – очень древней фигурке индийского божка. Воспоминание было приятным и волнующим, как и все, связанное с Тиной.
Сиур свернул на проспект и сделал музыку погромче. Простая мелодия вдруг напомнила ему ни с того, ни с сего Рим, апельсиновые рощи, запах олеандров в вымощенном каменными плитами дворике с фонтаном… Черт! Он тряхнул головой, отгоняя видение, вернулся к своим мыслям. Интенсивное движение на проспекте, полном выхлопных газов и транспорта, отвлекало его внимание. Вот-вот, казалось, придет спасительная идея, которая все расставит по своим местам. Увы! В очередной раз головоломка оказалась слишком запутанной и противоречивой.
Уже около двух недель ничего не происходило. Жизнь текла неторопливо и размеренно – девушки успокоились, перестали вздрагивать от каждого шороха. Они работали в библиотеке. Летом посетителей почти не было, и они могли заняться интересующими их сведениями.
История обрастала новыми, еще более запутанными подробностями, которые все труднее было связать друг с другом…
Сиур въехал в открытые охранником ворота, поставил машину и направился в офис, на ходу закуривая. Черт, он уже почти бросил курить! Во всяком случае, делал это все реже и реже, и вот – ему уже не хватает пачки на два дня. Он любил размышлять, либо глядя на красивый пейзаж, либо вдыхая ароматный дым хорошего табака. Это способствовало неторопливому и спокойному течению мыслей, умиротворяло. Своего рода ритуал. В последнее время ему приходилось думать много, очень много. Пожалуй, как никогда раньше.