– Разве что с батутом! – согласилась я, покосившись на Трошкину, которая совсем недавно предлагала использовать этот спортивный инвентарь для массового убийства скота.
Подружка насмешки не заметила, она рылась в орнитологических сайтах, как курица в навозе. Отвлек ее только приход папули с обещанным коктейлем. Напиток красновато-коричневого цвета был налит в оригинальные бокалы из выпотрошенных болгарских перцев.
– Коктейль нужно выпить, а перец съесть, – объяснил кулинар-изобретатель.
– Выпивка и закуска в одном флаконе? Гениально! – восхитился Зяма.
Он одним духом выпил экспериментальное спиртное, с хрустом сжевал перчик и прошамкал:
– Шупер! Пойло богов!
Подгоняемые нетерпеливым папулей, мы с Трошкиной тоже отведали «шуперпойло». Божественным оно мне не показалось, скорее адским: похоже было, что папуля смешал кальвадос с текилой и не в меру щедро приправил эту бодягу пряностями. Отдышавшись, я сдержанно похвалила папулин новый опыт борьбы с желудочно-кишечными инфекциями путем их выжигания, Алка же вообще ничего не сказала. Она молча плакала, раскрыв рот и тяжело дыша. Вид у нее был совершенно обалделый.
– Папа, Дюха, вы уже идите! – мгновенно оценив обстановку, сказал Зяма и быстренько вытолкал нас из комнаты.
Я пошла к себе, улеглась на диван с новым женским журнальчиком, но рассказы о жесткой и бескомпромиссной борьбе хороших косметических средств с плохими свободными радикалами за повышение гладкости кожи на сорок процентов меня не увлекли. Из комнаты братца не доносилось ни звука, я беспокойно ворочалась и думала: интересно, чем они там занимаются? Поймав себя на мысли пойти подслушать под дверью, устыдилась и решила заняться делом. А дело у меня в данный момент было одно – детективное. Нужно было выручать шефа, который попал, как кур в ощип. Вот посадят его – и пойдем мы всем «МБС» по миру, без зарплаты и выходного пособия!
Списочек, принесенный Зямой из похода к Илиаде Кристиди, я прикарманила, так что все адреса и телефоны нужных людей у меня были. Я села, потянулась к телефону и, уже набирая номер бывшего мужа гражданки Цибулькиной, подумала – а зачем, собственно, я ему звоню? О чем буду спрашивать?
В свете последних данных, экс-муж годился на роль убийцы не хуже других. И ключи от квартиры у него имелись, и повод для убийства вполне мог найтись. За годы супружеской жизни мало ли всего может накопиться? Вот я за Дениску еще даже не вышла, а уже пришибить готова негодяя! Впрочем, это к делу не относится… Кстати, если с Михаилом Александровичем Елена Яковлевна не церемонилась, то могла запросто мокнуть при нем в ванне. С одной стороны – некогда самый близкий человек, с другой – он уже бывший, за мужчину не считается, штамп о разводе удостоверяет истечение срока годности к использованию.
– Алло! Могу я поговорить с господином Цибульником?
– Ну? Я, это… Цибулькин! – промямлил мне в ухо мужской голос.
– Михаил Александрович? – уточнила я, чтобы потянуть время.
– Ну, Михаил Александрович, – кротко согласился он.
Не придумав ничего другого, я решила использовать Зямину легенду про мифический дизайнерский заказ, лежащий где-то в квартире Цибулькиной. Наврала милейшему Михаилу Александровичу с три короба и вырвала у него обещание вместе со мной зайти в квартиру Елены Яковлевны и поискать там воображаемый пакет. Ему не очень хотелось встречаться со мной именно сегодня, но я настояла.
– Вот и отлично! И с подозреваемым познакомлюсь, и на место преступления своими глазами посмотрю! – радовалась я, спешно одеваясь к выходу.
Толкнуться в Зямину комнату я не решилась и удалилась, не поставив в известность об этом своих компаньонов.
Михаил Александрович Цибулькин был похож на полуфабрикатный персонаж мультфильма «Пластилиновая ворона» – грубо вылепленную из мягкого податливого материала болванку, способную после доработки превратиться хоть в корову, хоть в собаку. Не старый еще мужчина был тучен, имел узкие покатые плечи, сдобные ладошки и широкое рыхлое лицо с носиком-пуговкой и глазами цвета жидкого молочного киселя. Он напомнил мне ведущего программы телепутешествий, который неутомимо шнырял по джунглям в поисках таксофона, с которого можно было позвонить любимой маме.
Господин Цибулькин производил впечатление человека, остро нуждающегося в пожизненном руководстве. Он был решительно неспособен сопротивляться давлению! Я заподозрила в Михаиле Александровиче жалкого слизняка уже в ходе нашего с ним телефонного разговора и окончательно убедилась в его бесхребетности при личной встрече. Цибулькину не хотелось идти со мной в жилище покойной экс-супруги, но я настаивала, и он безропотно согласился. Цибулькин боялся открывать дверь, заклеенную милицейской бумажкой с печатью, но я пообещала позже приклеить ее обратно, и он покорно вынул из кармана ключи.
Впервые я искренне пожалела о безвременной кончине Елены Яковлевны Цибулькиной. Будь она жива, я непременно поинтересовалась бы, чего ради она выходила замуж за эту водянистую медузу?
Задавать такой вопрос Михаилу Александровичу я не стала, опасаясь вызвать у него смертельный приступ самоедства. Цибулькин был отчетливо недоволен как самим собой, так и окружающим миром. В жилище покойной Елены Яковлевны он горбился, прятал руки в карманы долгополого летнего пыльника и норовил забиться в угол, чтобы застыть там в каменной неподвижности и приобрести пугающее сходство с облезлым чучелом полярного медведя.
– Вы не поможете мне поискать пакет? – спросила я его сугубо для проформы.
Чучело заворочалось и неохотно выползло из прихожей, мямля что-то вроде: «Я тут, как сказать: не очень-то, это самое…» Очевидно, Михаил Александрович хотел сообщить, что он неважно ориентируется в покоях бывшей супруги. Тогда я наплевала на приличия и принялась осматривать квартиру без помощи экскурсовода.
Она была неплохая, из двух больших светлых комнат необычной для советских жилищ квадратной формы. К гостиной примыкал балкон, с которого я немного полюбовалась пожарной лестницей, живо воображая себе Зямину анекдотическую ретираду. В спальню я заглянула не без опаски, предполагая увидеть там предательски разворошенную постель и хаотично разбросанные по полу детали женского туалета, однако действительность меня приятно удивила. В будуаре Елены Яковлевны царил образцовый порядок: кровать застелена, наволочки на подушках безупречно свежи, и никаких обрывков нижнего и верхнего такелажа на ковре! О последней любовной битве, героем которой был мой беспутный братец, ничто не напоминало. Это меня приободрило.
Робкий Цибулькин тоже постепенно осмелел и перестал шлепать за мной по пятам, как дрессированное ластоногое. Он убрел на кухню, куда вскоре в изысканных выражениях («Ну, так сказать, можно вас… как это… на минуточку?») пригласил и меня. Заинтересованная, я пришла на зов и увидела раскрасневшегося от волнения и сознания проявленной им неслыханной смелости Михаила Александровича со стаканами в руках. На столе гордо высилась полуторалитровая пластиковая бутылка минеральной воды «Ессентуки», которую дотоле Цибулькин стеснительно прятал за пазухой, отчего она стала такой же теплой, как проявленное им гостеприимство. Пить, однако, действительно хотелось, потому что в квартире было жарко и душно, и я не отказалась утолить жажду полезной минералкой. Я даже не стала дожидаться, пока Михаил Александрович разойдется настолько, что откупорит емкость и наполнит бокалы, и самолично свернула бутылке пластмассовую голову-пробку. Налила водички и себе, и галантному тихоне, сказала: