Яна слушала эту холодную расчетливую женщину и ужасалась. Конечно, ей не нравилось, что она слышала. До какой же степени цинизма может дойти человек! Но еще больше не нравилось то, что жуткие вещи говорились здесь открыто. Создавалось впечатление, что их вряд ли выпустят отсюда с такой информацией. По тому, как напрягся Рустем, Яна поняла, что его мысли идут по тому же пути.
— Что вы здесь делаете? — очень холодным тоном спросила женщина-директор.
Яна переглянулась с Рустемом. Понятно, что глупо было говорить, что они забрели сюда случайно, да еще и вскрыли по пороге несколько замков.
— У нас есть информация, что здесь насильно удерживается человек не с тем диагнозом, — выдала Яна.
— Покажите документ, подтверждающий ваше утверждение, или право на обыск, который вы тут учинили, — сказала директриса.
— Мы пока так… Но милиция уже в курсе ваших проделок, — предупредила Яна на всякий случай.
Женщина оскалила рот в неприятнейшей улыбке. Челюсти у нее были узкие, а зубы огромные, про такие еще говорят лошадиные, и они во рту не помещались, а наслаивались друг на друга, как черепица на крыше. Улыбка была чудовищно некрасивая и даже зловещая.
— Я знаю, что в милиции ничего не знают и не узнают, так что не старайтесь меня запугать. У меня достаточно могущественный покровитель.
— Мы даже знаем его имя — Егор Шимякин! — Яну несло, несмотря на явное предостережение — локоть Рустема уперся ей в бок.
— Вот и отлично, что вы много чего знаете, значит, можно будет обойтись без долгих и нудных объяснений, — обрадовалась директриса.
— Возьмите их, ребята! — обратилась она к своим подручным гориллам.
Дважды повторять не пришлось, парни хорошо знали свою работу. Похрустывая суставами и поигрывая мышцами, они двинулись на нарушивших покой людей.
— Вы не имеете права! Это преступление! — запаниковала Яна.
— Эти стены хранят много преступлений, — заверила ее директриса.
— Вы ответите за это! — беспомощно озиралась по сторонам Яна.
— Все мы когда-нибудь ответим за все, — успокоила ее директриса, снова противно растягивая губы в улыбке.
Эти двое санитаров были настолько широкими и плотными, что Яне показалось, будто их окружает плотное кольцо, а не два человека. Рустем, все время стоявший неподвижно, внезапно разморозился и накинулся на одного из нападавших, нанося какие-то совершенно сумасшедшие удары с такой скоростью, что Яна их даже не видела, а только слышала. Парень в конечном итоге после пулеметной очереди осел на пол, не сразу, а постепенно, в силу инерции своей мощной фигуры. Второй, достаточно долго соображая, как бы помочь товарищу, кинулся на Рустема с воплем вождя индейского племени, стремящегося стать людоедом, и его встретил мощный удар ногой в грудину.
Яна чувствовала себя участницей телешоу «Умри от страха». Двое громил с тупыми жестокими лицами, парень, дерущийся, как в фильмах с Джедом Ли, беснующиеся люди в клетках, словно в зоопарке, и выглядывающая из-за угла старуха с вопросом: «А когда я полечу на Орион?» Только одна участница этого шоу сохраняла спокойствие — высокая женщина с кривыми зубами. Яна внешне тоже выглядела спокойно, но это было обманчивое впечатление — она буквально остолбенела от страха.
Ее вывел из задумчивости вид еще двух санитаров, бегущих на подмогу поверженным гориллам. Они окружили Рустема со всех сторон, и его худое тело скрылось из вида. Яна никогда не бросала своих на поле боя, хоть сейчас пользы от нее не было никакой. Она тоже с диким криком кинулась на спину одного из подоспевших на помощь. Жалко было того, что волос у него не было совсем, а следовательно, и зацепиться ей было не за что, а то она бы хоть душу отвела, проредив ему шевелюру. Самой Яне много ударов не понадобилось. Один мощный толчок сбил ее со спины противника, а второй фактически выключил ее сознание. Последнее, что запомнилось, было неприятное чувство, когда ей стягивали руки и лилейный голос директрисы психушки:
— Вколите ей два кубика, ей хватит, и в конце-то концов усмирите мальчишку.
Яна не любила исторические романы и вообще историю. Только о первобытных общинах и людях еще можно было почитать, у них все было просто и интересно. А дальше… Чем больше развивался мозг человека, тем более изощренными и непонятными становились людские поступки и поведение. Она вообще считала, что если где-то прибавляют, то где-то отнимают — по законам сохранения массы, энергии и круговорота веществ в природе. То есть человечество, несомненно, в техническом плане шагнуло вперед, прорыло метро, полетело в космос… а вот в нравственном и каком-то художественном восприятии мира, в терпимости друг к другу откатилось назад. Как можно было представить, что в двадцатом веке, например, один человек решит, какая раса людей высшая, а какой вообще не следует жить? И что у него найдется много соратников, и за этот бред сложат головы миллионы? Человек — разумный? Вряд ли! Не рождается больше Моцартов и Бахов, Рафаэлей и Рубенсов, зато новая модель сотовых телефонов попадает на рынок каждый месяц. И это неплохо, просто уж как-то однобоко развивается мир.
Однако в данный момент Яна не могла думать о таких вселенских проблемах, так как у нее дико болела голова. Она даже не сразу поняла, почему ей в голову закрались такие историко-философские мысли. Когда же она осознала, в чем дело, ей стало совсем нехорошо. Толстый столб из грубо обработанной сосны был вкопан в землю. Вокруг него суетились какие-то люди, не поднимавшие голов и глаз. Яна чувствовала себя совсем не комфортно, так как была привязана к столбу, а люди вокруг не собирали ромашки, а раскладывали хворост и сено — деловито, с чувством, с толком, с расстановкой, почти с любовью, не оставляя лысых мест и с заботой прокладывая участки сырой земли дополнительным слоем сухого сена. Яна моргнула несколько раз, чтобы сфокусировать взгляд, и увидела то, что ввергло ее в шок еще больше. Не так далеко от нее на земле стояли канистры с бензином, а напротив в землю был врыт точно такой же столб, и на нем болталось безжизненное тело Рустема. Понятно, что ее судьба, вернее, будущая кончина, напомнила ей смерть Жанны д’Арк, отсюда и этот пришедший на ум экскурс в историю. Она принялась извиваться на столбе ужом, но все усилия оказались тщетны.
— Помогите! — прокричала она каким-то сиплым, не своим голосом. — Что вы делаете? Люди, остановитесь! Что вы задумали?!
Несколько человек вздрогнули, но опять не подняли голов. Только движения их стали более суетливыми и поспешными.
— Эй! Вы слышите меня?! Люди, опомнитесь! Рустем! Рустем, ты слышишь меня?! Очнись! Они задумали нас сжечь! — Яна исступленно кричала.
Рустем висел на втором столбе абсолютно безучастно. Он был без сознания, что для него вообще было характерно.
На улице стояла глубокая ночь, вокруг не было видно ни одного дома, а находилась поляна со столбами явно в каком-то лесу.
Наконец-то на Яну обратил внимание один из раскладывающих легковоспламеняющиеся предметы мужчин.