– А ты как?
– Да, ничего, – махнул рукой Петр. – Сваливать надо из больницы, не люблю я валяться без дела.
– Я тоже сегодня уйду, пусть хоть под роспись, – кивнула Настя.
Необычайно легкой для столь грузной фигуры походкой к ним приблизилась буфетчица с подносом, на котором еще стояло несколько пластиковых стаканчиков.
– Пожалуйста! – поставила она на столик еще два и забрала пустые. И такой же летящей походкой удалилась в сторону двух пришедших мужчин, ставя и на их стол пластиковые стаканчики.
– Прямо как фея, разносящая детям подарки, – усмехнулась Настя.
– Или бабочка, опыляющая столики, – вторил ей Петр, давясь от смеха.
– Ого! По-моему, мы уже перебрали… У меня и голова закружилась…
– Скажи, а что все-таки у тебя с коленкой?
– Вот не дает тебе покоя этот вопрос… – дернула плечом Настя.
– Я хочу помочь тебе. Уверен, что смог бы тебе помочь, – серьезно посмотрел на нее Петр.
– Много врачей мне не смогли помочь, – отметила Настя.
– Попробуй поверить еще раз, – убеждал он ее.
– Что ты хочешь от меня?
– Ты спасла мне жизнь, причем дважды, а я хочу прооперировать тебе колено, причем одно. Неравноценная замена, но все же… Поверь мне. Я наделал много глупостей, но тебе помочь смогу.
У Насти от его слов и от его взгляда опять мурашки побежали по коже.
– Если я соглашусь, ты потом оставишь меня в покое?
– Тебе это так важно? – уточнил Петр.
– Очень! Ты плохо на меня влияешь.
Петр с минуту подумал, затем залпом выпил коньяк и твердо произнес:
– Хорошо. Насильно мил не будешь. Я отстану, а ты избавишься от своей хромоты.
– Звучит заманчиво. Я имею в виду то, что ты клянешься отстать от меня. А насчет операции… Не оказаться ли после твоего прикосновения в морге.
Петр рассмеялся, затем достал из кармана записную книжку и быстро записал там что-то.
– Что пишешь? Составляешь от моего имени завещание? – поинтересовалась Настя.
– А у тебя есть что взять?
– Квартира…
– У меня все в порядке с жильем, – не поднимая головы, ответил Петр.
– Больше ничего нет, – развела она руками. – Хотя… почки, печень…
– Жалко, – вздохнул он.
– А что с твоей невестой? – неожиданно для него спросила Настя. Ее этот вопрос мучил уже давно.
– Ты о Свете?
– Я не знаю. Вернее, я знакома только со Светой, желавшей тебя прикончить, а сколько их у тебя… – Настя развела руками, с ужасом наблюдая приближение к их столику айсберга под названием «буфетчица».
– Нам больше не надо! – ответил за нее Петр и вложил ей в кармашек-кенгуру на передничке две тысячи рублей.
Буфетчица засветилась от радости.
– Большое спасибо! Будете у нас в больнице, заходите еще!
– Нет уж, спасибо, лучше вы к нам, – шутливо отозвалась Настя.
– А вам, Петр Рудольфович, за ваши руки я каждый раз в церкви свечки ставлю, – внезапно прослезилась буфетчица. – Если бы не вы, мой Мишка давно бы сгинул…
И, накинув на лицо фартук, мгновенно пропитавшийся слезами и покрывшийся разводами туши и помады, женщина удалилась, оставив их в одиночестве.
Настя гневно посмотрела на него:
– Что я слышу? И что я вижу? Ты опять обвел меня вокруг пальца? Так вы, оказывается, знакомы! Вот откуда и коньяк, и внимание!
Петр смотрел на нее смеющимися глазами.
– А ты и правда, поверила, что в больнице разливают коньяк? Ну да, разливают, но по великому блату! Это – розыгрыш!
– Вот паразит!
– Фу, как некрасиво. Такая хрупкая и нежная девочка – и такие грязные слова! Милый, добрый розыгрыш. Все для тебя, дорогая, все для тебя… И нога у тебя будет как новая…
– Откуда она тебя знает? – спросила Настя, несколько переведя дух.
– Галина Петровна работала операционной медсестрой в течение двадцати пяти лет в то время, когда и я здесь работал, правда – всего два года. Потом Галине Петровне стало тяжело выстаивать на операции часами, она ушла на пенсию и перевелась работать в буфет, – пояснил Петр.
У Насти пылали щеки то ли от его взгляда и приятного, проникающего в душу баритона, то ли от качественного коньяка.
– Так ты работал с ней? – спросила она.
– Очень даже плотно… Она была прекрасной медсестрой и хорошим человеком, каким сейчас и остается.
– А о каком Мишке она говорила? – почему-то засмущалась под его взглядом Настя, теряя свою уверенность в том, что она ни за что не поддастся его чарам.
– Он ее сын, – неохотно ответил Петр.
– Ты оперировал его?
– Догадливая… Раз я здесь работал хирургом, то, конечно, оперировал ее сына. Заметь, успешно! Так что не бойся доверить мне свою коленку.
– Я уже сказала, что согласна. Мне кажется, что ты что-то сделал со мной…
– Легкий гипноз, – серьезно сказал Петр. И тут же рассмеялся: – Шучу!
– Тоже мне, шутник… Но ты так и не ответил мне, что с твоей Светой?
– Ее выпустили под залог до суда, но я не хотел бы говорить о ней, – ответил Петр, махнув рукой Галине Петровне и приглашая ее подойти.
Настя даже испугалась, что он сейчас потребует «продолжения банкета». Уж слишком разухабистым был его жест. Но Петр всего лишь спросил:
– А что у нас на сладенькое?
– Пирожное «картошка» и эклеры, Петя.
– Мне эклер с ванильным кремом, – заказала Настя, – и кофе с сахаром.
– Кофе только растворимый, – отозвалась Галина Петровна.
– Несите, какой есть, – ответила Настя. – Сахара одна ложка. Теперь, на пенсии, я хочу перейти на нормальную человеческую пищу.
– А мне кофе без сахара, двойную порцию, – заказал Петр.
– Я помню ваши пристрастия, доктор, – улыбнулась Галина Петровна.
– А кто внес залог за Свету? – гнула свою линию Настя, понимая, что выпила недостаточно для того, чтобы отключить мозги.
Петр с удивлением посмотрел на нее:
– Ведешь себя как прокурор, а еще называешься балериной.
– Не называюсь, а была ею. Не увиливай! Я тебе свою коленку доверяю, можно сказать – жизнь, а ты увиливаешь…
– Конечно, залог внес я, успокойся. Мало того – отозвал свое заявление, которое сначала в порыве гнева накатал. Я не хочу ей зла. Честно говоря, я не испытываю к Свете никаких чувств, ни плохих, ни хороших… Ничего я к ней не чувствую, понимаешь? Причем уже давно… Сам виноват.