– У меня здоровый желудок, – похвастался я.
– Наверное, вы оптимист?
– Сейчас да, – ответил я. – Но кем бы я стал, если бы вы отказались…
Она удивилась:
– Я вроде бы еще не согласилась…
– Ну вот, – сказал я убито, – уже чувствую язву желудка, коронарные спазмы и артрит…
– Бедненький, – повторила она участливо. – Как вы это делаете?
– Что?
– Вы в самом деле побледнели…
– Я же в артистическом мире трусь, – ответил я с горечью. – От них каких только блох не подхватишь.
Она улыбнулась, после паузы сказала тихо:
– Ладно, сворачивайте. Там удобная парковка прямо перед кафе.
– Какие они молодцы, – вырвалось у меня. – А то перед старыми не предусмотрены.
По ее приподнятым бровям я видел, что кровь снова вернулась на мои щеки. Я перевел дыхание, даже не знаю, что, если бы отказалась: умолял бы или молча направил машину к ее дому?
Припарковать удалось почти перед входом, всего три машины на стоянке, но в кафе половина столиков заняты, ритмичная музыка, скудно одетая девчонка танцует у шеста, несколько пар двигаются на пятачке.
Я заказал ужин на двоих, Габриэлла протестовала слабо и, когда принесли холодную закуску, принялась за ассорти из рыбы без всякого жеманства. Потом ели горячее, понравился десерт, я даже не намекал на вино, я за рулем, а Габриэлла явно не той породы, чтобы в одиночку.
– Вячеслав, вы занимаетесь компьютерной графикой?
– Все мы барахтаемся в грязюке, – пробормотал я, – но иные из нас глядят и на звезды. Вы постоянно, я иногда, но всегда счастлив, когда смотрю…
Она сказала с укором:
– Какая же грязь? Все только и говорят о компьютерной графике!
– Я работаю, – пояснил я, – не в лучшей области, где ее применяют. Компьютеры созданы, чтобы на них работали, а я только развлекаю… Хотя бы умных веселил, а то… Сами знаете, какие у массы запросы! Вот и выдаю.
Она покачала головой:
– Наш преподаватель говорит, что если человек может мыслить и созерцать солнце, луну и звезды, он не одинок и не беспомощен. А вы, как мне кажется, из тех редких людей, которые смотрят на звездное небо, даже если вокруг вспыхивают фейерверки!
Я развел руками:
– Габриэлла, вы меня поймали. Я именно из тех придурков.
Она мягко улыбнулась:
– Вячеслав, не лопните от гордости. Вы не одиноки.
Она ложечкой аккуратно снимала толстую стружку с последнего шарика мороженого. Я засмотрелся, как она отправляет это в рот, ничего общего с распространенным демонстративным облизыванием женщинами ложек, показывая, как умело сосут пенисы. Габриэлла просто красиво и грациозно ест мороженое, с удовольствием и наслаждением. И смотреть почему-то приятнее, чем на сосущих ложки или что там у них в руках.
И на этот раз я отвез ее тут же домой, даже не намекнул на какие-то варианты. Да какие варианты, я счастлив каждый день ждать ее у входа, счастлив видеть, как легко сбегает по ступенькам, теперь уже заранее выскакиваю и открываю перед нею дверцу машины.
Габриэлла тоже принимает это без протеста, я приручаю ее медленно и терпеливо, словно перенеслись в какой-то допотопный век, когда вот так считалось нормой. Габриэлла садится рядом, легкий аромат духов едва-едва касается моих ноздрей, и я, словно лизнувший валерьянки кот, не могу удержать ликование.
Затем кафе, в последний раз у нее нашлось чуть больше времени, и мы заехали в книжный магазин. Там настолько долго бродили вдоль бесконечных полок из отдела в отдел, что, когда я увидел секцию, переоборудованную под крохотное кафе, Габриэлла тут же согласилась еще по чашечке кофе.
Я наслаждался каждым мгновением, и, как почудилось в какой-то момент, Габриэлла тоже чувствует необычность и некий романтичный флер.
– Вы совсем не курите, – заметила она, аккуратно отделяя ломтики пирожного, – здоровье бережете?
Я отмахнулся:
– Зачем мне здоровье? Раз живем… Просто начинаешь курить, чтобы доказать, что ты мужчина. Потом пытаешься бросить, чтобы доказать, что ты мужчина. А из меня плохой боец… Я никогда никому ничего не доказывал. Потому курить даже не начинал.
Она улыбнулась:
– Да? А почему тогда купили атлас звездного неба? У вас же есть, как вы сказали?
– То новое издание, – пояснил я, – улучшенное и поправленное. Вернее, дополненное.
– Которые не бойцы, – заявила она настолько уверенно, что я заподозрил подвох, – покупают классику, а из современных – тех авторов, которые на слуху. Но надежнее покупать классику!
Я примирительно улыбнулся, что можно понять и как согласие, и как то, что прикол понял и оценил. Давно померших писателей я перестал читать практически в детстве, вдруг сообразив, что они жили в те времена, когда мир был другим, потому глупо искать вечных истин в их трудах.
– Потому вы купили сборник легенд? – спросил я. – Как самую что ни есть классику?
– Верно, – согласилась она. – Легенда заслуживает больше уважения, чем история. Легенду творит целое племя, а книгу пишет одинокий шизак.
Брови ее сдвинулись, она торопливо взглянула на часы.
– Ого! Мы засиделись. Мне пора…
Я вскочил, бросил деньги на стол.
– Успеваем.
Она улыбнулась:
– Не сомневаюсь. Машину водите лихо.
Лариска дала два сольных концерта, оба собрали полные залы. Продюсер в восторге, хотел развивать успех и начал договариваться о турне, но Лариска заупрямилась: есть новые фишки, их надо опробовать и освоить, нет-нет, турне откладывается.
В наш медиацентр набрали еще ребят, мне повысили оклад, я теперь начальник отдела компьютерной графики, но работы не уменьшилось. Лариска нарасхват, вся в делах и заботах, только сегодня уже к полуночи высвободилась, удивилась, видя в вознесенной почти к потолку будочке яркий свет.
– Ты идешь, – крикнула она снизу, – или останешься ночевать?
– Уже закончил, – ответил я. – Но ребятам придется попотеть до утра, пока все не выправят.
– Правильно, – одобрила она. – Хотят работать, спустя в рукава, пусть прут в бюджетники.
Я сбежал по лесенке. Лариска, несмотря на шестнадцатичасовой рабочий день, выглядит так, словно готова работать без перерыва еще столько же, двужильная.
Она подхватила меня под руку, я сказал с невольным восхищением:
– Ну ты и пашешь…
– Я должна подняться на вершину, – отрубила она твердо. – Жилы порву, но вскарабкаюсь. Даже если свои красивые ногти обломаю.