Куликовский выслушал его с выражением человека, которого огрели по голове рессорой, – человек покуда не упал, но вот-вот это произойдет. Он застыл с выражением тоски и боли. Да, ему, хронически недосыпавшему последнюю неделю по долгу службы, семь человек причинили сейчас боль. «Поднять меня в такую рань! – страдал он про себя. – И я притащился... чтобы услышать эту ахинею! Кто они после этого? Правильно их народ не любит». Куликовский славился сдержанностью. Не уронил себя и в данный момент, хотя позыв послать подальше чокнутую семерку по-милицейски прямо был. Тем не менее он обернул все в шутку:

– Друзья мои, а сколько вы выпили?

Что тут началось! Будто бензина в огонь плеснул.

Ежов с пеной на губах:

– Вы не смеете не верить и обвинять нас в пьянстве! Мы бы не обратились к вам, если б сами могли это объяснить. Всем сразу не могло померещиться!

Одновременно с ним Зина:

– Если бы вы там были! Это было ужасно, ужасно...

Сабельников ворчал, легкими движениями пальцев сбрасывая чертей с коленей:

– Конечно, в такое трудно поверить, но мы на самом деле его видели. Он угрожал нам и исчез, когда я... мы... хотели его схватить. Был в часовне, мы – туда, а его там нет.

Медведкин уверял, не обращаясь ни к кому:

– Это был Ким, клянусь. Без сомнения, это был он, поверьте.

– А у меня экспертиза! – рычал Фоменко. – Экспертиза у меня!

– Я, извините, вообще хожу с трезвой головой, – бурчал Бражник, – не то что некоторые, и могу подтвердить сказанное. Нас слишком много, чтобы у всех чердаки протекли одновременно. Вас это не наводит на мысль, что то, что мы говорим, – правда?

А Хрусталев невнятно бормотал под нос, затравленно поглядывая на товарищей по несчастью. Он не смог удержаться, чтобы не пропустить двести граммов от стресса и не выкурить полпачки сигарет за раз. Теперь ныла печень, селезенка и поджелудочная железа, стреляло в поясницу – почки забарахлили. После посещения кладбища он и первые признаки аритмии ощутил. Только все эти болячки ничто в сравнении с постигшим несчастьем. Да, на них обрушилось страшное, невозможное, однако близкое несчастье. Им отпущено семь дней. И кем?!! Человеком, который умер! Мало того, что покойника застрелили, так он еще делся куда-то! Тут впору свихнуться. Так что мысли Хрусталева блуждали в проблемах, он думал лишь о спасении.

Тем временем Куликовский, почесывая короткую бородку, спросил:

– Значит, вы утверждаете, что Рощин жив?

– Нет!!! – завопили члены семерки раздраженно. – Он умер!

– Так, – прозвучало почти ласково через паузу, и только богу известно, какие страсти кипели внутри Куликовского. – Значит, умер. Угу, это я понял. Умер – доступно пониманию. Но чего же вы от меня хотите?

– Ты должен найти его! Потому что он грозился убить нас, – высказал наконец Сабельников, зачем вызван Куликовский ни свет ни заря. – Он так и сказал: уничтожу за семь дней.

– Кто сказал? – ну никак не врубался тот.

– Рощин! – выдохнул фатальную фамилию Фоменко. – Найдите его и посадите в тюрьму, чтоб не смел угрожать.

Впечатление, которое произвел ответ на Куликовского, было неизгладимым. У него не то что челюсть отвисла и глаз остановился. Некоторое время он вынужден был укрощать свои порывы, дабы не врезать по уважаемым рожам, вздумавшим так грубо его дурачить. Но решил вступить в игру, которую бездарно начали семь человек. Куликовский через силу улыбнулся – впрочем, в его улыбке проскользнула издевка – и, сохраняя внешнее спокойствие, изрек:

– Так ведь его нет.

Ежов подскочил и хотел бросить что-то гневное в лицо тупому милиционеру, которого раньше уважал. Но в данный момент важны не амбиции, а то, чтобы этот боров поставил на уши город и помог выявить привидение. Только поэтому Валентин Захарович в сердцах махнул рукой и отступил к окну. Куликовский же продолжил говорить – как умный круглым дуракам:

– Друзья мои, я не могу искать труп. По всем данным, он покоится в могиле. Я лично свидетельствую, что Ким Рощин лежит на кладбище...

– Но он живой! – закричал, не выдержав, Ежов. – Понимаете, жи-вой!

– Труп живой? Где-то я такое слышал. Но все равно так не бывает.

– Позвольте мне, – поднял руку Медведкин.

И он обстоятельно рассказал о визитах Рощина и приключениях на кладбище. Стараясь никого не обидеть, пропустил эпизоды с полой пиджака и выстрелами, воздержался от комментариев, то есть мнение по поводу чертовщины не высказал. Куликовский слушал с повышенным вниманием, бывало, кое-что уточнял, а в общем, внешне остался к факту существования пришельца с того света равнодушным. Лишь по окончании рассказа пообещал:

– Значит, так. Я пришлю к вам Степу Заречного. Несмотря на молодость, он парень толковый, хваткий, разберется, что почем. Через час ожидайте.

Это ведь разумно: переложить весь идиотизм на чужие плечи.

– И все? – изумился Ежов. – Нам угрожал Рощин! Вы должны приставить к нам людей, сопровождать повсюду. А вы суете какого-то Заречного! Мы ведь обязаны продолжать работу. У меня, например, на сегодня назначена пресс-конференция, в двенадцать я должен быть на заводе... Мне нужна охрана!

– А у меня личная просьба, – заявил Фоменко. – Нельзя ли весь этот кошмар ликвидировать без шумихи? Представляете, что начнется, если информация об угрозах покойника просочится в город?

С ним согласились остальные шесть человек.

– Подумаем и об этом. – И Куликовский встал.

Уже садясь за руль собственного автомобиля, он пробурчал:

– Массовое помешательство. Или наглая ложь.

2

В управе тишь да гладь, пустота в коридорах, разве что уборщицы орудовали швабрами да гулко и нечасто отдавались шаги дежурных. Куликовский распорядился, чтобы к нему срочно доставили Заречного. Два дежурных умчались на милицейской машине, а сам он немного вздремнул в кресле. Через полчаса Степа стоял посреди кабинета, хлопая сонными глазами. Семен Сергеевич предложил ему присесть напротив, и Заречный, едва опустившись на стул, странно замер с остекленевшим взглядом. Спит, понял Куликовский, спит с открытыми глазами. Посмотрев на часы, он поставил локоть на стол и уперся в ладонь подбородком, глядя на Степу. Жалко парня. Накануне успешно закончилась операция по поимке маньяка, терроризировавшего два района в течение года. Степа показал себя с лучшей стороны: сообразительный, ловкий, энергичный, бесстрашный. Не спал парень несколько суток. Да такое часто бывает: менты засыпают в спокойной обстановке стоя, сидя, даже разговаривая. А вот он, Куликовский, так уже не умеет, ему нужна кровать и тишина – возраст свое берет.

Замначальника УВД по криминальной милиции любит молодых ребят, пришедших в правоохранительные органы не за длинным рублем, а по призванию. С ними интересно работать. Таких мало, но именно таков Степа Заречный – оперуполномоченный из отдела уголовного розыска УВД. Симпатичный внешне – особенно курносый нос на луноподобном лице нравится Куликовскому в Степе, – добродушный, хотя это необязательное качество для опера, качок, пышет здоровьем и любит службу. Самое паршивое: как объяснить парню, что семь одновременно выживших из ума человек требуют отловить и посадить труп? Ситуация! И ведь не откажешь им, уважаемым гражданам. Да, парня жалко тревожить, но время летит. Куликовский кашлянул, глаза Степы ожили, курносый нос шумно потянул воздух. Заречный проснулся.