– Да. Отчего же вы плачете?
– Пустое, не обращайте внимания. Ах, Мишенька, вы… уверены ли вы?
– Понимаю, мое предложение поспешно, но я не тороплю вас, вы вправе не давать мне ответа сей же час, а подумать…
– Молчите, – закрыла его рот ладошкой она. – Не хочу думать. Я и мечтать не смела… Неужели вы…
– Так «да» или «нет»? – кончилось терпение у него.
– Да! Конечно же, да!
Ну, вот и все, а он боялся. Уваров почувствовал огромный прилив сил и облегчение, понял, что это и есть чудо – обычное человеческое счастье, о котором и говорить-то неловко, можно лишь беречь его внутри. Но он обязан даже в таком состоянии предоставить ей шанс распорядиться собой обдуманно:
– Все же, Шарлотта, я дам вам время. Коль не передумаете…
– Не передумаю, – поспешила заверить она.
– Но вы можете встретить более достойного человека…
– Да зачем же мне другой, Мишенька, когда есть вы? Я вас люблю, и мне никто не нужен. Лишь бы вы не передумали…
– А как ваша матушка посмотрит на мое предложение?
– Как бы ни посмотрела, мое решение твердое. Разве она вправе запретить мне?
– Вашей руки я обязан просить у нее, несмотря на ваше согласие. Коль она будет против, вы не сможете ослушаться.
– Напрасно вы тревожитесь, полагаю, она будет рада. А если вы так боитесь моей матери, я и без ее согласия согласна.
– Признаюсь, я действительно побаиваюсь ее. Но раз вы так решительно настроены, нам ничего не страшно, верно?
Шарлотта рассмеялась и обняла Уварова. Жаль, ночь пролетела слишком скоро.
В старую соломенную шляпу, лежавшую на земле, добрые люди кидали кто монету, кто пирожок, кто клал яйцо, пока нищенка вещала. Глядя на бьющуюся в исступлении вещунью, Суров покривил губы в усмешке и шепнул Марго:
– Слово в слово говорит. Я и прошлый раз заметил: будто книжку читает.
Графиня внимательно, с прищуром, смотрела на нищенку, сидя в дамском седле (на сей раз она надела юбку).
– Берегись! Берегись! – металась посередине толпы нищенка.
– По-моему, в блаженной есть что-то кощунственное, – снова зашептал Суров. – Вы не находите?
– Да я покуда слушаю, – ответила Марго.
– Баба в черном и девка ейная в черноте живут… – пугала нищенка.
– Отъедемте, – сказала Марго, повернув Ласточку.
Свернули за угол, остановились.
– Что вас смутило, Александр Иванович?
– Ей-богу, как по писаному говорит. Те же слова, те же интонации, та же мимика. Разве блаженные повторяются?
– Неужели? – удивилась Марго. – Хотелось бы и мне в том убедиться.
– Нет ничего проще. Подождем? Она непременно еще раз устроит представление.
Из-за угла Суров проследил, как нищенка исчезла, но он был полон уверенности, что она появится вновь. Прошел час, и послышались призывные выкрики. Марго убедилась, что Суров насчет вещуньи оказался прав.
Последовал новый сеанс кликушества. Вскоре народ начал расходиться. Нищенка собрала подаяния, с завидной скоростью сосчитала гроши и сунула их в карман кацавейки, забросила котомку на плечо и пошла восвояси. Марго стегнула лошадь:
– За ней, Александр Иванович!
Нищенка была уже в конце улицы. А добежать туда столь скоро убогой полукалеке, какой она только что представлялась, довольно затруднительно. Блаженная свернула. Марго скакала первой по узкой улице и, завернув за угол, крикнула:
– Голубушка! Постойте!
Нищенка оглянулась, но, увидев, что именно ей машет барыня, дунула вперед с такой прытью, что только пятки засверкали. Марго остолбенела, оглянулась на Сурова, тот приказал ей посторониться и поскакал вдогонку. Нищенка бежала не хуже лошади и вдруг юркнула в щель забора, оставив преследователей с носом. Марго подъехала, когда Суров спешился и, отодвинув доску забора, заглядывал внутрь двора.
– Ну, что ж вы? – вскрикнула она. – Бегите следом, вы догоните ее.
– Пардон, сударыня, я тут не пролезу.
Марго без посторонней помощи спрыгнула с лошади, поспешила к забору и просунула голову в щель. Грязь – жуть, а вонища того хуже. Куры, утки, индюки расхаживали по серо-черной жиже, не испугавшись ее. Марго отпрянула, брезгливо поморщившись, и передумала догонять нищенку. Встретилась с насмешливым взглядом Сурова.
– Убежала, – подняла плечики Марго, давая понять, что готова догонять даже по столь мерзкому болоту, но смысла не имеет.
Он помог ей сесть в седло, заметил:
– Вы огорчены?
– Вовсе нет. Как думаете, почему она убежала от нас?
– Испугалась, что мы ее раскусили. Де ла Гра раньше сообразил, что она не та, за кого себя выдает.
– Значит, одними и теми же предложениями она рассказывает…
– Роль, Маргарита Аристарховна, роль, – подсказал он. – И представляет грубо. Как только другие не видят?
– А вдруг ее кто-то попросил сыграть роль? – пришла идея в голову Марго. – Иначе зачем ей изображать блаженную?
– И кто же попросил?
– Убийца. Только он мог.
– Не понимаю, как вы пришли к таким выводам?
– Вы внимательно ее слушали? Она указывала на усадьбу герцогини. И волчий вой слышен оттуда же. Поскольку воет человек, то… Александр Иванович, он тоже указывает на герцогиню! Теперь мне его цель понятна: он хочет, чтобы все думали, будто убивает герцогиня. Нам нужна нищенка, только она даст точные сведения. Едемте в полицию.
– Наконец-то! – воскликнул Суров, обрадовавшись, что Марго одумалась.
Пристав сидел за столом и писал, старательно выводя буквы и высунув кончик языка. За его спиной висела карта, выполненная вручную, с маленькими флажками. При появлении Марго он замер, затем встал, надел потертый сюртук, поклонился и уставился с немым вопросом.
– Я не отвлеку вас надолго, Ардальон Гаврилович, – улыбалась Марго. – Успешно ли идет следствие по делу доктора Кольцова?
Пристав не расположен был докладывать ее сиятельству о ходе дела – своих начальников немерено, перед которыми он отчитывался, но решил быть вежливым:
– Туманное дело, однако, ваше сиятельство, мы на верном пути.
Она уже слышала нечто подобное из его же уст, другого не ждала, поэтому перешла к делу:
– А что, Ардальон Гаврилович, есть ли в городе театр?
– Театру-с не имеем-с.
– Как жаль, – с кокетливым жеманством сказала Марго, напуская на пристава чары в надежде, что он растает и окажет содействие. – Мне нужна артистка. Неужели в городе нет даже любительского театра?