– Так-так, мне это уже знакомо: не хватает на все сил, но на подрыв здоровья откуда-то берутся. Эх, господин президент, единственный способ сохранить здоровье – есть то, что не любишь, пить то, что не нравится, и делать то, чего не хочется делать.
Я буркнул:
– И я так сколько здоровья и сил угробил на свое здоровье и силу! Лекарство надо принимать такое, какое здоровье позволяет.
– А какие принимаете?
– Когда я вспоминаю о своем здоровье, я пью соки. Но чаще мне хочется забыть о своих болезнях, и тогда я пью коньяк. Да и для сосудов полезно.
Он покачал головой:
– Так вы не на здоровье жалуетесь, а на врача? Есть правило: бесперспективен не тот больной, что жалуется на здоровье, а тот, что жалуется на врача.
Я помотал головой, чувствуя, как кровь поочередно тяжелой волной расплавленного свинца приливает к вискам:
– Что вы, Глеб Остапович! Я же демократ, как я могу жаловаться на вас?
Он кивнул, сместил ощупывание ближе к боку. Сильные пальцы вминались глубоко, нащупывали что-то крупное, скользкое.
– Здесь больно?
– Больно, – ответил я.
– А здесь?
– Ой, больно! – вскрикнул я.
– А здесь?
– А-а-а!.. Больше я вам ничего не скажу!.. Вы же садист, Глеб Остапович. Не знаете, где печень? Она там, где болит и не помещается. Вы сами-то чего так морду разъели? Скоро в двери не протиснетесь!
Он сказал добродушно:
– Толщина и мудрость произрастают вместе. При моем весе у меня здоровая печень, а что у вас?.. Бог наделил вас, Дмитрий Дмитриевич, великолепным разумом… но забыл дать инструкцию, как им пользоваться. Вот вы где блещете, а где так вообще за вас стыдно… Последнее я имею в виду ваше здоровье. Если уж упорно отказываетесь от стационара, то хотя бы включите в обязательный рацион столовые минеральные воды. Рекомендую «Нарзан», «Боржоми»…
Я буркнул:
– Если выпить «Тархуна» и запить «Нарзаном», то можно превратиться в Тарзана… Или в Нархуна. Ладно, это сделаю. Вот видите, я же ваши рекомендации тут же принимаю! А то, понимаешь, только прилег, а уже заколачивают…
Кое-как слез со стола, медсестра помогла одеться, а я настолько скис, что позволил женщине заправить мне рубашку и чуть ли не застегнуть брюки.
– Все-все, – сказал я сварливо. – Министры уже собрались, ждут!
Он проговорил укоризненно:
– И, вновь забыв, что главное – здоровье…
– Такова селяви, – ответил я. – У нас так: кто рано встает – тому и работать.
– А как насчет: если хочешь поработать – ляг, поспи, и все пройдет?
– Ах, Глеб Остапович! Я и так, чтобы вставать пораньше, на будильник положил маленькую мышеловку. Хотя, конечно, я тоже мечтаю о такой работе, на которой можно сидеть и мечтать. Но, увы, все, кто знает, как управлять нашей страной, уже работают таксистами или парикмахерами… Так что приходится вот президентить.
С трудом выпрямил спину, подтянул живот и вышел в большой мир кремлевских апартаментов, торжественных залов, подтянутых служителей охраны и вельможных осанистых царедворцев.
Новодворский прибыл с предложениями по корректировке некоторых статей бюджета, как по волшебству появились Сигуранцев и Босенко, ревниво следят, чтобы не урезали финансирование их ведомств, где нагрузка сейчас увеличилась втрое. За отдельный столик присел Карашахин, просматривает полученные за ночь новости, отбирает те, на которые надо обратить внимание президенту. По-моему, уже прячет от меня многочисленные гневные выступления по поводу решения кобызской проблемы «по-русски».
Сам Новодворский то ли прошел курс ускоренной диеты, то ли изнуряет себя упражнениями, но выглядит значительно лучше, двигается резво, фигура при всей колобкообразности по ощущениям стала чуть ли не поджарая.
Я обменялся рукопожатием, поинтересовался:
– Что вы, Валерий Гапонович, вроде… похудели?
Новодворский ответил живо:
– Много есть вредно, а мало – скучно. Земля хоть и плоская, но тоже толстая, не знали? И вообще-то я не толстый, это у вас руки короткие…
Босенко проворчал:
– Зря вы, Валерий Гапонович, худаете. Женщины, чтобы выглядеть молодыми и стройными, всегда держатся поближе к нам… упитанным.
– Ага, – сказал Сигуранцев злорадно, – а пингвины – это просто растолстевшие ласточки… когда-то и мы умели летать, верно? Что там слышно на международной арене? Кто еще высказался, что мы – гады полосатые, что Россию надо оккупировать и навести в ней порядок?
– Над ними гром пока не грянул, – проговорил от своего стола Карашахин тоскливо. – Идиоты… Да над ними тучи еще гуще, плотнее! Когда грянет, у них там все разметет!.. А они… слепцы, эх!
Сигуранцев и Босенко переглянулись. Я понимал их взгляды, только вчера Карашахин положил мне на стол памятную записку по поводу исламских группировок за рубежом, особо отметил абзацы о некой новинке: албанской преступности. Крутые ребята, закончившие воевать в Косове, двинулись в Западную Европу. Успешно там обжились. Для начала буквально смели одряхлевшую мафию, той не по зубам тягаться с боевиками из Армии освобождения Косова, албанцы захватили практически всю торговлю наркотиками, весь игорный бизнес, всю проституцию и всю торговлю оружием. Вырученные деньги вкладывают в строительство, создавая для «своих» прекрасные жилые кварталы и целые города, куда итальянская полиция страшится подойти даже близко.
В Англии албанцы повели себя настолько круто и жестоко, что британская полиция сразу признала свою беспомощность, вслед за нею признались в неумении справиться герои Скотленд-Ярда. Проституция в Англии на девяносто пять процентов уже в руках албанских боевиков, а это такие деньги, что боевики наладили бесперебойную поставку молодого мяса для половых нужд из Восточной Европы, хотя все чаще угрозами, побоями и пытками принуждают самих затерроризированных англичанок браться за такую работу.
В короткие сроки девяносто процентов героина, что поступает в Англию от тех же албанских наркопоставщиков, стали распространяться только через албанских боевиков. По Англии прокатилась серия убийств крупных поставщиков контрабандного оружия, и вот уже вся подпольная торговля оружием – в руках албанцев. Начались в массовом порядке вымогательства, шантажи, киднепинги, крупные кражи, ограбления банков, мошенничества, сравнимые только по масштабам с «чеченскими авизо». Ни полиция, ни Скотленд-Ярд, ни даже национальная армия не в состоянии справиться со стремительно растущей угрозой: закон чести албанских боевиков требует хранить «бесу», то есть закон молчания, и здесь уже ничто не в состоянии ее нарушить, «беса» намного крепче итальянской «омерты». Да и на всю Англию не отыскать и десяток людей, что могли бы служить переводчиками или прослушивать телефонные разговоры албанских военизированных группировок.