– Да, – согласился Гасан. – Они же трусливые, как все… неверные. Кто пойдет в церковь, где столько погибло?
– А погибло, судя по всему, немало…
– Я знаю, – заверил Гасан, – как располагать заряды! Понемногу, под крайними лавками, навстречу друг другу… Две волны сшиблись в центре, взаимно погасив друг друга. Зато перемололи все, что было в зале. Если там осталась хоть одна целая скамья, я готов поменять гордое имя «Гасан» на «Ганс» или «Фриц»!
Абдулла тепло улыбнулся:
– Тебе не придется это делать. Я вижу, там не хватило санитарных машин! Смотри, сколько на тротуаре выложили трупов! Хороший признак. Сегодня же передам требования нашей общины.
– Не рано? – поинтересовался Гасан. – Сразу поймут, что это мы.
– Доказательств нет, – отпарировал Абдулла. – А догадываться… это сколько угодно. Презумпция невиновности, слыхал? Пока не будет четких и неопровержимых улик, можем делать с ними все, что захотим. И будем делать! А догадываться – пусть догадываются. Пусть видят, что мы ничего не боимся. Единственный способ с нами ладить – давать нам то, что… нет, не просим, требуем!
А по ту сторону Ла-Манша, в далекой и туманной Британии, в тот же день в портовом городке в обширном полуподвальном помещении собрались молодые крепкие парни с решительными лицами. Темные повязки с лиц сняли, здесь все свои, сидят дисциплинированно, смотрят на крепкого, прокаленного зноем и ветром человека у единственного стола.
А Измаил оглядел исподлобья собравшихся в полуподвальном помещении парней, не двинул и мышцей лица, пусть не видят, что доволен, пусть не расслабляются в непрестанном движении на пути, указанном Аллахом. На самом же деле эти двести человек, сгрудившихся в этой тесной для них норе, не идут ни в какое сравнение с бледными и болезненными англичанами. Эти все крепкие, жилистые, каждый не только отожмется от пола полсотни раз, а рядовой англичанин не сможет и пяти раз, но каждый из боевиков способен с тяжелым мешком на плечах часами бегать по кварталу, приседать. Здесь все здоровые и крепкие, никакая хворь не берет, в то время как хилое племя, пока еще занимающее эти земли, ни дня не проживет без лекарств, добавок, витаминов, уколов.
– Аллах услышал зов братьев, – произнес Измаил торжественно, – что поселились в соседнем квартале. Нам приказано взять их под защиту.
На него смотрели молча, все дисциплинированные, только юный Камаль вскинул руку. Несмотря на юность, за ним уже семь приводов в полицию, три ареста, он точнее других забрасывал камнями полицейских, чем заслужил уважение остальных боевиков.
– Говори, Камаль, – разрешил Измаил.
– Тогда понадобятся еще люди? – спросил Камаль.
– Да, – ответил Измаил с улыбкой. – А ты сомневаешься, что у нас хватит людей?
На лицах расцвели улыбки, послышались сдержанные смешки. В мусульманском квартале каждый год достигают совершеннолетия десятки крепких парней, в то время как в этом Лондоне десяток подрастающих англичан набирается только по всему городу.
– Нет, – ответил Камаль торопливо, – но у меня подрос брат! Он тоже мог бы…
– Да, я видел твоего брата, – ответил Измаил, глаза Камаля вспыхнули счастьем. – Он прекрасно метает камни… Придет время, будет бросать гранаты.
– Я сам его учил! – вырвалось у Камаля.
Измаил благосклонно кивнул. У юного Камаля подрастают шестеро братьев, и даже самый младший из них, трехлетний Мурат, старается носить камни братьям, что упражняются на пустыре у реки. Это будет семья героев, хотя, с другой стороны, всякая семья мусульман в этой стране – это бойцы на захваченном плацдарме в стране врага. Здесь всякий должен быть героем, чтобы удерживать и расширять плацдарм до подхода основных войск.
Измаил молча посматривал на блестящие восторгом глаза молодых парней, в голове всплывали честолюбивые мысли, о которых пока никому не говорил. При этом раскладе сил, когда местное население совершенно потеряло волю к сопротивлению, почему ему дожидаться подхода сил, а не стать единовластным властелином этих земель, называемых пока что Англией?
Сейчас это звучит дико, но ведь здесь жили кельты, их завоевали переселившиеся с материка бритты, из-за чего страну до сих пор иногда зовут Британией, потом оттуда же переселились немцы: англы и саксы, перебили бриттов, страна стала немецкой, еще через пару сот лет сюда вторгся французский герцог Вильгельм, завоевал все земли, страна стала говорить на французском и так говорила еще пару сот лет. Нет, норманнов Вильгельма никто не побил, просто у них не было веры в Аллаха, позорно растворились среди завоеванных, но такого не случится при этом завоевании: он примет в лагерь воинов Аллаха лучших, языком и письменностью Англии станет арабский, а остальное больное племя придется истребить, дабы не сеяли заразу среди здоровых сынов пророка.
На него смотрели с ожиданием, он наконец нарушил затянувшуюся паузу:
– Сколько лет твоему брату?
– Четырнадцать!
Измаил покачал головой:
– Молод. Не обижайся, я верю, что он – уже боец, я уже сказал, что он прекрасно бросает камни, а скоро будет так же далеко и точно бросать гранаты. Но если эти бледнокожие свиньи увидят в дозоре четырнадцатилетнего, могут подумать, что у нас мало сил! А они должны бояться даже нашего вида, понимаешь?
По глазам всех, кроме Камаля, видел, что его прекрасно понимают. Полиция уже не заходит в мусульманский квартал. Там просто исчезнет, свидетелей не будет, любое расследование зайдет в тупик, никто ничего не видел, англичане же не могут без точнейших и неопровержимых улик. Когда боевики обходят свой квартал, следя за порядком, полицейские поспешно переходят на другую сторону улицы. Да и мужчины либо сходят с тротуара, либо прижимаются к стенам. Только женщины чувствуют себя легко и свободно, смеются, когда их хватают за грудь или задирают юбки, нравится такое горячее внимание, которого нет со стороны слабых и больных мужей.
Они вышли впятером, сперва обошли свой квартал, а затем Измаил повел стражей ислама через дорогу. Сердце колотилось, он сотни раз ходил по соседнему кварталу, но всякий раз как гость, как простой житель этой страны, но сейчас это его квартал, там живут четыре семьи мусульман, их обижают, над ними смеются, отныне этот жилой квартал под защитой ислама, и больше никто не посмеет взглянуть косо на мусульманина. А затем, что неизбежно, в этот квартал начнет переселяться родня, знакомые, друзья друзей, просто мусульмане из арабских стран, из Пакистана, Малайзии, из огромного исламского мира, что лопается от перенаселения…
А здесь, сказал себе Измаил с облегчением, огромные земли, что пустеют с каждым годом. Стоит ли ждать, когда опустеют совсем? Не пора ли прийти и взять их сейчас? Почему ему не стать первым халифом этих северных земель?