– Но он говорил отлично, я уверен!
Видок поднял открытую ладонь.
– Не будем спорить. В общем, когда поиски человека с инициалами Н. С. Д. ни к чему не привели, на помощь пришли медики. Один из них вспомнил, что делал перевязку человеку с разбитым носом, который вдобавок лишился левого глаза. И человек тот, замечу, – Видок выразительно поднял толстый короткий палец, – почти безостановочно ругался по-английски, как сказал доктор. Потому что кровь у раненого хлестала ручьем, а в подобных ситуациях всегда гораздо легче изъясняться на родном языке.
– А ваш доктор что, знает английский? – осведомилась Полина с любопытством.
– Нет, – ухмыльнулся Видок, – мой доктор из иностранных языков владеет только матерным, но зато основательно. И он со всей уверенностью заявил, что тот парень – англичанин.
– Но, может быть, к нему обращался не мой похититель, а кто-то другой?
– Приметы сходятся, вот в чем штука. Цвет глаз, волосы и все остальное. Так что ваш «друг» точно англичанин. Подружка кучера, того, который погиб под обломками кареты, тоже после долгих терзаний поведала нам, что ее милого нанял какой-то мистер Смит. Разумеется, имя ненастоящее, но теперь я отрядил на поиски вашего противника самых лучших своих людей, и рано или поздно они его найдут. Признаться, не люблю я этих англичан. Мало того что они сожгли живьем бедную Жанну д'Арк, которой было всего-то восемнадцать лет от роду, так еще и уморили нашего императора! Черт возьми, даже обидно: неужели он не мог удрать с этого проклятого острова Святой Елены, чтобы оставить мерзавцев с носом?
– Вряд ли Наполеон мог бежать оттуда, – вклинилась Полина. – Я читала, его слишком крепко стерегли.
Видок выпрямился и смерил ее пронизывающим взглядом.
– Мадемуазель, бежать можно из любой тюрьмы. Куда меня только не сажали! Но даже я, будучи отнюдь не семи пядей во лбу, заметьте, и то всегда находил способ одурачить своих тюремщиков.
Алексей развеселился:
– Знаете, патрон, что мне больше всего в вас нравится? Ваша скромность.
Видок фыркнул.
– Ладно, ладно, – проворчал он. – В общем, за мистером Смитом числится один должок – бедный Ксавье, и когда я доберусь до англичанина, можете быть уверены, ему мало не покажется.
– Очень любезно с вашей стороны, – заметил Алексей.
– Ну а вы пока поживете у меня, – продолжал Видок. – На время вас оставили в покое, но как знать… А завтра мы с вами идем на ужин к Матье. Надеюсь, вы любите устриц, мадемуазель?
Если есть на свете кто-то, к знакомству с кем всегда стремятся люди, то это, вне всяких сомнений, известный всем человек.
Неважно, чем он известен и насколько заслужил свою известность, сама слава – вне зависимости от, так сказать, ее качества – сообщает ему притягательность, устоять перед которой может редкое самолюбие. Сам факт знакомства, дружбы или – а чем черт не шутит? – запанибратства со знаменитой личностью приятнейшим образом отражается на нас, возвышая в собственных глазах, да и не только в собственных. Правда, один умный человек как-то заметил, что, если друзья ценят вас за то, что вы знакомы с кем-то знаменитым, это значит только, что сами вы ничего не стоите. Но люди привыкли проходить мимо подобных мелочей. И будем откровенны: для большинства общение со знаменитостью чем-то сродни прикосновению к мечте. Каждый из нас в детстве мечтал стать самым-самым, но, повзрослев, большинство обнаружили, что их желание несовместимо с грубой реальностью. Тем не менее многие люди все же становятся известными – некоторые в силу профессии, другие – в силу рождения или происхождения, а большинство – благодаря случаю. Актеры, певцы, принцы, богачи, герои на час – все они принадлежат реальности и все тем не менее возвышаются над ней, став знаменитыми. В известном смысле все эти личности уже не принадлежат себе, и толпа это чувствует. Сначала она восхищается ими, затем смакует скандальные подробности их жизни, а потом, разочаровавшись в своих кумирах (и заинтересовавшись новыми), выбрасывает их на помойку. Что может быть печальнее человека, которого все знали вчера и которого уже никто не помнит сегодня? Но машина работает без остановки, и желающих прославиться всегда больше, чем вакантных мест, так что никто никогда не скорбит по поводу отсутствующих. Такова жизнь!
В первой половине XIX века самым популярным человеком был писатель. Так как ни кино, ни телевидение не были еще изобретены и не смущали умы граждан, неудивительно, что господствующей формой выражения было слово, и те, кто владел им, могли рассчитывать на многое. С ними носились, их капризам потакали, их гонорары вселяли тихую зависть в порядочных буржуа, а расточительство вошло в историю. Лучшие дома были открыты для писателей, как и сердца красивейших женщин, – и, возможно, по той же причине литература XIX столетия не знает себе равных.
Хотя Алексей и считал себя человеком бывалым, неудивительно все же, что он шел на вечер, где должно было разрешиться пари Видока, с легким волнением. Он не мог отделаться от дурацкого ощущения, что писатели – не такие люди, как все, и должны вести себя как-то по-особенному. Молодой человек понимал, что это наверняка не так, и все же ничего не мог с собой поделать. В глубине души Каверин чувствовал себя раздраженным от того, что не был так спокоен в преддверии предстоящей встречи со знаменитостями, как ему самому хотелось бы.
Что же до Полины, то она позаботилась нарядиться в восхитительное платье цвета глицинии и, вызвав парикмахера, заставила его четыре часа провозиться со своей прической. Зеркало показало ей ровно то, что девушка хотела увидеть, а именно – что она неотразима. То же самое ей сказал и Видок, отвесив невиданно глубокий поклон, после чего барышня Серова совершенно перестала волноваться и решила, что сегодняшний вечер определенно должен удаться. Вскоре читатель узнает, оказалась ли моя героиня права или предчувствие все же ее обмануло.
– Как нам вас называть? – спохватился Алексей, когда они уже с Видоком поднимались по изумительной мраморной лестнице, подобные которой встречаются далеко не в каждом дворце.
– И вообще, что мы должны говорить? – спросила Полина.
– Ничего, – отозвался Видок. – Говорить буду я. Называйте меня патрон, или по фамилии, или как хотите.
Алексей улыбнулся.
– Может, мне называть вас «дядюшка Видок» и вспоминать, как вы в детстве качали меня на коленях? – предложил он.
– Пожалуйста, не надо, – скривился его спутник. – Я терпеть не могу маленьких детей, потому что из них нередко вырастают большие негодяи. Все, что от вас требуется, это вести себя естественно, только и всего. А я между делом попытаюсь расспросить Изамбара.
Матье отвел литераторам отдельный кабинет, убранный с большим вкусом. Сервировка была поистине королевской. Все писатели уже явились к назначенному часу, и при появлении Видока поднялся дружный гул.