ПОМНИ ПРОШЛОЕ. Почему именно теперь? Для кого были предназначены бант и журнал? А записка? Возможно, Макар Миколин получил эти вещи задолго до своей смерти. Они его напугали. А убийце хотелось именно этого — его страха.
— Нет-нет, я действительно ничего не знаю об этой девочке, — заверил Крошкин перед отъездом. — И куда она подевалась, тоже. Я думал, вас интересует мой бывший босс, разволновался… Сожалею, что ничем не могу помочь…
На самом деле он и так помог. Благодаря встрече с ним версия выстроилась — пальчики оближешь!
Жидкова пришлось простить. Лариса пообещала ничего не говорить Корабельникову, а он, в свою очередь, поклялся больше не сбегать на свидания. Уманский, следивший за ними неотрывно, с грустью констатировал, что жених и невеста помирились.
После той злополучной ночи Капитолина вела себя так, словно ей дали наркоз. Бесстрастная, жесткая, бескомпромиссная, она намеренно не обращала внимания на Уманского. Вообще ни на кого не обращала внимания. Только на детей. Лучше бы она этого не делала. Бедные ребятишки, не имея возможности защититься от произвола гувернантки, сделались еще более тихими и замкнутыми. Анжелике было на это наплевать. Авторитет Капитолины оставался непререкаемым.
В доме все шло по-прежнему. Вестей от Фаины не было, Альберт не выходил из подполья, а пришедший в себя Шубин наотрез отказался рассказывать, что с ним случилось ночью и каким образом он оказался под окнами без сознания.
Первое значительное событие произошло после обеда. Дети, как всегда, выходили из столовой, ни на кого не глядя. Маленький Ваня споткнулся и упал. Лариса бросилась его поднимать, и Артем оказался рядом. Их руки соприкоснулись, и она почувствовала, что он сунул ей в ладонь клочок бумаги.
Сгорая от любопытства, Лариса вышла в сад и, отвернувшись от Жидкова, которого продолжала держать под неусыпным наблюдением, впилась глазами в бумажку. Там было написано не больше не меньше, как «Надо поговорить». Ничего себе! Молодой, да ранний. Нет бы написать: «Тетя Лариса! Мне нужно сказать вам что-то важное». Нет, он пишет нахально: «Надо поговорить».
Тем не менее проигнорировать записку мальчишки было невозможно. Почему он хочет поговорить именно с ней? Что он знает? Как удалить Капитолину, которая, кажется, приросла к скамье беседки, где дети дни напролет сидят с книжками, словно приговорены к пожизненному чтению обязательной литературы.
— Вот что, — сказала Лариса Уманскому, воспользовавшись моментом, когда Жидков разговаривал со своей мамочкой. — Вы, кажется, без ума от Капитолины?
— Нет, я в уме.
— Вы говорили, что она сексуальная.
— Я ошибался. А в чем, собственно, дело?
Его каменное лицо не выражало готовности помочь. А Ларисе срочно нужна была помощь.
— Ее надо отвлечь минут на пять.
— Ничего себе! Лучше бы вы попросили меня предотвратить грозу, которую синоптики обещают в конце недели. Как я ее отвлеку? Чем?
— Собой, разумеется.
— Вы преувеличиваете мои достоинства. Их всех не хватит, чтобы задержать ее даже на шестьдесят секунд.
— Я прошу вас. Придумайте что-нибудь.
Это просто счастье, что она играет роль агентши — знающей, бескомпромиссной, решительной. Играть роль значительно легче. Если бы сейчас она была сама собой, то вряд ли рискнула бы так разговаривать с человеком, который ей… Ах, да что говорить! Понравился, конечно.
Уманский некоторое время вертелся вокруг беседки, придумывая для себя разные занятия. В конце концов он стал нюхать цветы в непосредственной близости от скамейки, на которой сидела гордая и неприступная гувернантка.
— Капа, я должен вам что-то сказать, — наконец выдавил из себя он, глядя в другую сторону.
— Скажите, — хмуро ответила она.
— Здесь я не могу. По этическим соображениям.
К его невероятному изумлению, Капитолина встала и жестом приказала ему следовать за собой.
Отвела немного в сторону, так, чтобы их разговор не коснулся детских ушей, и грозным голосом спросила:
— Ну?
Уманский бросил взгляд на Ларису и увидел, что она мотает головой'. Нет, мол, этого недостаточно.
— Капа, — еще проникновеннее сказал он. — Мне хочется, чтобы нас никто не видел.
— Это мы уже проходили, — возразила гувернантка. — Когда дети лягут спать и все такое…
— Капа, вы не понимаете!
Он схватил ее за руку и силой повлек за кусты шиповника. Что с ней делать дальше, он понятия не имел.
— Капа, вы не должны обижаться, — сказал он ей шепотом, когда зелень скрыла от них все сущее. — У меня была бурная молодость. Где я только не был! И вот однажды… — Он прикрыл глаза рукой. — Страшно рассказывать. Мы охотились за крокодилами в австралийской глубинке.
— Кажется, я догадалась, — мрачно сказала гувернантка. — Вы врете, чтобы смягчить удар. Однако, у вас ничего не выйдет.
Она сделала решительный шаг в сторону тропинки, но Уманский не дал ей уйти и схватил в объятия. Тем временем Лариса приблизилась к беседке, в которой остались дети. Увидев ее, Артем встал и положил книгу на скамейку.
— Ну? — довольно резко спросила она. — Что там у тебя?
Она подумала, что мальчишка будет сговорчивее, если относиться к нему как к взрослому.
— Дизайнер, нанятый моей матерью, — безо всяких предисловий выдал Артем, — вытащил из наших семейных альбомов все фотографии этой Ани Ружиной, про которую вы говорили. Все до одной. Они спрятаны у него в чемодане. И еще. Ваш жених сказал, что, когда вы ездили в магазин, он купил там рубашку. И больше ничего. Но когда приехал, в руках у него было два фирменных пакета. В одном — рубашка, а что во втором?
— Почему ты рассказываешь все это именно мне?
— А кого еще это волнует?
Поскольку Лариса осталась стоять с разинутым ртом, он деловито добавил:
— Это все, что я хотел сказать. А теперь идите, а то ваш приятель не сможет долго держать Капитолину. Но не очень-то развешивайте уши. Помните — он ведет двойную игру.
Лариса захлопнула рот, развернулась и пошла к дому. Черт побери! Этого не может быть. Уманский вытащил из альбомов все фотографии Анечки Ружиной? Но зачем?! Он ее знает? Он связан с ней? Он действует в ее интересах? Следует немедленно узнать у Анжелики, как она его нашла, этого дизайнера.
Анжелика лежала в шезлонге и загорала, подставляя солнцу намазанные жирным кремом бока. Переворачивалась она через равные промежутки времени, словно мясо-гриль, обладающее зачатками разума.
— Ну… Как обычно это бывает? — махнула она рукой. — Мне кто-то посоветовал. Жена министра финансов, кажется. Или нет. Балерина. Ну конечно! Балерина. Такая ногастая, с черными волосами. Я забыла, как ее фамилия. К сожалению. А что?