– Проходите, девушка, – окинул Ольгу строгим взглядом молоденький лейтенант.
– Что значит проходите? Что здесь происходит? – Нужно было изобразить благородное возмущение, чтобы Зойка сориентировалась, узнала наконец Ольгу и перестала вести себя как умалишенная.
Лейтенант окинул Ольгу оценивающим взглядом – прикинул, видно, ее финансовые возможности, вздохнул и сказал:
– Что надо, тут происходит. Ох, народ! Их же город от всякого сброда чистишь, и они же еще и недовольны!
Зойка тоже взглянула на Ольгу, но мельком, без интереса – не узнала, – и пнула лейтенанта ногой.
– Пусти! Пусти, говорю, чего привязался?
– А ну, не дергаться! – прикрикнул тот.
– Немедленно отпустите эту женщину! – Ольга подергала за наручники, будто на полном серьезе собиралась содрать их с Зойки.
– Спокойно, – схватил Ольгу за руку сержант. – Задержали мы ее на законном основании. У нее регистрации нет и паспорт какой-то стремный. Так что давайте, гражданочка… Ехали и езжайте, а то вон машину свою в неположенном месте припарковали, того и гляди, ГАИ нагрянет…
На светофоре за Ольгиным «Лексусом» и правда скопилась пробка, а Зойка ее все не узнавала… Ольге даже обидно стало. Конечно, она изменилась с тех пор, как сидела в тюрьме, одета дорого, макияж, колечки-сережки, каблуки, но неужели вся эта мишура заслоняет ее ту, прежнюю, с которой Зойка вместе баланду хлебала и на одних нарах чалилась, а потом вместе с ней в один день из тюрьмы вышла?..
…Они тогда не то чтобы очень близки были. Так, общались иногда. В тюрьме никто к себе в душу не пускает.
Статья у Зойки была тридцать седьмая – превышение пределов необходимой обороны. Она раскроила пьяному мужу череп, когда тот табуреткой замахнулся на ее новорожденного ребенка. Врачи чудом вытащили урода-алкаша с того света, и это спасло Зойку от сто пятой, поэтому присудили молодой мамаше три года и отправили за решетку вместе с маленьким сыном. Зойка сына по имени почти не называла – только «пацанчик». И было в этом что-то особенно трогательное и нежное, хотя, казалось, Зойка и нежность – понятия несовместимые…
– Это подруга моя! – крикнула Ольга и даже ногой топнула для убедительности. – Это! Моя! Подруга!
Милиционеры синхронно открыли рты, посмотрели на Зойку, потом на Ольгу. Слово «подруга» никак не подходило к задрипанной Зойке, когда его произносила такая шикарная дама…
– Что-то непохоже, – сказал лейтенант.
– А вот так? Так похоже?! – Ольга достала из сумки кошелек и протянула лейтенанту тысячную купюру. Потом подумала и добавила еще одну.
С Зойки сняли наручники, и она, вдруг утратив всю свою буйность, смотрела и смотрела на Ольгу во все глаза.
– Пойдем! – Ольга обняла ее и повела к машине. – Представляешь, а мне сон сегодня приснился про твоего пацанчика!
Зойка отстранилась, опять внимательно посмотрела…
Кажется, что-то вспыхнуло в ее глазах – догадка, озарение, смешанное с удивлением.
Они сели в машину, Зойка достала из кармана спортивных штанов мятую пачку папирос, закурила.
– Ну что?! – засмеялась Ольга, трогаясь с места. – Неужели не узнаешь?
– Где ж тебя узнаешь! – зыркнула на нее Зойка. – Такая шмара шикарная!.. Видать, подфартило.
– Подфартило, говоришь? Да, пожалуй… Подфартило.
Ольга заметила неподалеку кафе и притормозила.
– Пошли, кофе выпьем, – предложила она. – И вообще…
Ольга вдруг подумала, что Зойка наверняка голодная – откуда ж ей сытой быть без регистрации и со «стремным» паспортом?
– И вообще, я есть хочу! – весело заявила она.
– Может, не стоит? – покосилась на кафе Зойка.
– Пошли, пошли! Ну что ты, в самом деле! Сто лет не виделись…
Они зашли в полутемный уютный зальчик и сразу привлекли к себе взгляды. Официанты и немногочисленные посетители вывернули шеи, рассматривая изысканно-шикарную Ольгу и Зойку в трениках и шлепанцах на босу ногу.
Но Ольге было плевать на впечатление, которое они производят. Она выбрала столик и махнула рукой официанту, подзывая его к себе.
Зойку, правда, взгляды окружающих… нет, не то чтобы смутили. Просто она захотела показать этим благополучным, холеным физиономиям, что таких, как она, надо побаиваться и уважать, а не смотреть вот так – брезгливо и удивленно.
Она нащупала в трениках папиросы и закурила, блеснув золотой фиксой.
Официант робко положил перед ней меню. Зойка открыла его и тут же закрыла.
– Ни хрена себе! Слушай, – громко обратилась она к Ольге, – пошли отсюда! Обдираловка же!
Официант даже слегка отпрыгнул от нее при этих словах, словно на лбу у Зойки было написано тюремное прошлое.
– Ничего страшного! – весело рассмеялась Ольга, имея в виду здешние цены, а не ее статью. – У нас с тобой сегодня праздник, Зойка! Будьте добры… – Она быстро сделала заказ, налегая на калорийные блюда.
Зойке сейчас калории не помешают.
Когда пугливый официант скрылся на кухне, Ольга вздохнула:
– Господи! Такое ощущение, что сто лет прошло с тех пор, как мы с тобой простились… Помнишь?
– Чего не помнить-то? – усмехнулась Зойка, выпуская клубы терпкого, вонючего дыма от «Беломора».
– Ну, как ты, рассказывай.
– Как, как… Бабка моя сволочью оказалась. Помнишь, я тогда тебе про нее рассказывала?
Ольга кивнула. После тюрьмы Зойку с ребенком должна была прописать к себе ее бабка, потому что общежития Зойка лишилась, работы тоже, и надо было как-то начинать новую жизнь. Вся надежда была на бабку.
– Так вот, не прописала она нас с пацанчиком к себе… Пришлось задний ход давать. Ну, а куда в Москве с дитем без жилья, без прописки?! Смоталась я в наш с тобой родный Каменск, пацанчика у бабки забрала и в Октябрьске его в приют пристроила, чтоб поближе был… А сама опять в Москву потащилась за лучшей жизнью.
Вызов в глазах Зойки смешался с тоской. Горькой, давней тоской…
Принесли мясо в горшочках, борщ и сладкие булки с корицей.
Зойка не стала церемониться, приступила к еде, жадно схватив булку и придвинув горшок с мясом.
Ольга тоже взяла тарелку с борщом, но есть не хотелось – от этой вот Зойкиной тоски, от ее ненормального голода, оттого что «пацанчик» в приюте. Есть не хотелось, и комок сдавил горло…
– Вот она где у меня, эта жизнь! – Зойка вилкой указала себе на шею. – Бывает, прям хоть с моста в реку! А что, и сиганула бы… Пацаненка только жалко. Ей-богу! Вот так, подруга…
Она некоторое время ела молча, расправилась с мясом, с борщом. Ольга придвинула ей свою тарелку, Зойка и с ее порцией справилась.