Она действительно завизжала, да так, что ни одна сигнализация не шла в сравнение с этим визгом.
Дуська сорвалась с места и побежала на кухню. Бес с нею, с любовью, лучше спасти свою бестолковую, никчемную жизнь. Глядишь, кому пригодится. Глядишь, найдется в ней смысл…
Дверь в прачечную была открыта. В кромешной тьме, возле стиральной машины, она нашла дверь и наугад, с первого раза открыла ее нужным ключом.
Позади слышался визг и топот бегущих ног.
– Там она, там! – орала служанка.
…Выхода не было. Начал бежать – беги. Догонят – порвут, это закон природы.
На улице было темно. Ни одна сволочь не позаботилась, чтобы во дворе этого богатого дома горел хоть один фонарь. Где найти зеленую калитку?
«Караул», – подумала Дуська, мечась вдоль забора, словно загнанный заяц.
В спину дышал Алекс. Он уже протянул руку, чтобы поймать Дуську за шиворот. Ни зеленой, ни красной, никакой калиточки не было. Впрочем, даже если она и была, в темноте ее не разглядеть.
Он все же схватил ее, но это была всего лишь кофта. Дурацкая, вязаная кофта, спертая в «секонд-хенде» год назад. Ее не жалко было ни рвать, ни бросать. Дуська выскользнула из кофты, как хитрый зверь из капкана.
– Стой, тварь! – Алекс попытался подставить Дуське подножку, но она уже сидела верхом на заборе. Он дался ей легко, этот забор, словно в нем не было двух метров высоты белого гладкого кирпича, за который не зацепиться.
Взвыла сигнализация. Все было по уму в этом доме: и заборы, и охрана, и прислуга – все, кроме света.
Дуська кулем свалилась на землю. За забором отчетливо послышался звук заводящегося движка.
Алекс решил догнать ее на машине. Тьфу ты, как просто, отстраненно подумала Дуська. А она-то решила, он будет молотить ножками, гоняя ее по рублевским просторам.
Но начал бежать – беги, и Евдокия помчалась к дороге, неуклюже проваливаясь босыми ногами в снег.
Ее нагнала машина со спасительными зелеными шашечками, светящимися в темноте. Дуська вскинула руку, нет – бросилась на капот, и пока водитель говорил все, что он по этому поводу думает, ввалилась в салон.
– На Арбат, – приказала она.
Автоматические ворота страшного дома-тюрьмы еще только медленно открывались…
– Мать твою, – ругнулся водитель. – Какие вы тут, олигархи, все резвые и прыгучие!
– Верунь, мы с тобой все неправильно сделали!
– Почему?
– Да потому что я должна была остаться в подвале, а ты пойти на второй этаж за спичками.
– Это еще почему?
– Да потому что у меня нога сломана, а у тебя только палец!
– И как бы я взяла спички с гипсом на пальце?
– Верунь, у тебя еще есть левая рука, ты забыла?
– А у тебя правая нога. Ты опирайся на нее шибче, опирайся!
– Я шибче и опираюсь. Только у меня толчковая – левая, а она-то как раз в гипсе. Нужно было тебе пойти за спичками.
– Ты зануда, Кларунь. Ну что тебе стоит поменять толчковую ногу?
– А тебе что стоит стать на время левшой?
– Так я и есть левша, только переученная. Поэтому из принципа никогда не возьму ничего левой рукой.
– Я уже поднялась. Где коробок?
– Возле камина.
– Но камин на первом этаже, а я забралась на второй!
– Бестолковая. Чем ты меня слушала?
– Тем же, чем ты говорила!
– Сейчас снова поссоримся, а так не хочется! Нам на этой даче гнить как минимум пару лет. Кларунь, сядь на перила и съедь вниз.
– Съедь?!
– Ну да, как в детстве, помнишь? Чтобы не наступать на больную ногу.
– …ть-ть-ть-ть-ть-ть!
– Ну что?
– Съехала. Только перила-то тут винтом! Заноз нахватала, голова закружилась, ну и шлепнулась, само собой.
– Кларуня, ты космонавт! Я горжусь твоими занозами!
– Тьфу на тебя, зараза! Вот выздоровеешь, я тебя по этим перилам с секундомером гонять буду! На скорость!
– Будешь, милая, будешь! Ты только сама поскорее выздоравливай, а то с костылем несподручно секундомером пользоваться.
– Змея.
– Крокодилица!
– Где камин? Тут только дырка в стене.
– Над дыркой есть каминная полка, на ней лежит большой коробок спичек.
– С Александрийским столпом на этикетке?
– С ним, родимым! Бери спички и шкандыбай ко мне. Эй, Кларуня, ты что, плачешь?!
– Да, слезы лью. Отсырели спички! Вместе со столпом! Мокрые, сволочи, и не просушить их нам до второго пришествия…
– Это что ж теперь, ни свечку зажечь, ни буржуйку растопить?
– И как ты догадалась? Верунь, а может, нам совсем необязательно в подвале сидеть? Может, здесь, наверху перекантуемся?
– А облава?! Облава на нас скоро будет!
– А вдруг не будет? Вдруг мы не самые главные подозреваемые в убийстве этой дуры Покровской?! А главное, Верунь, в тюрьме нам будет лучше, чем здесь! В тюрьме тепло, светло и кормят небось не только рыжиками с вареньем!
– Типун тебе на язык! Соберись, Кларка! Немедленно соберись и спускайся ко мне! Переживем без свечей и буржуйки! Тут тулуп есть овчинный и собачья доха. Завернемся, прижмемся друг к другу, выпьем винца и выживем!
– Не хочу доху. Хочу нары, баланду, электрический свет и болтливых сокамерниц нашего возраста.
– Умоляю тебя, ковыляй ко мне! Стоило на минуту оставить тебя без присмотра, и ты захотела в тюрьму! Вспомни, ради чего мы страдаем!
– Ради чего?!
– Ради счастья самых дорогих нам людей! Ты Леве давно звонила?
– Давно. Я ему не нужна.
– Неправда. Просто у них с Диной все давно уже на мази!
– Откуда ты знаешь?
– От верблюда, милая. От горбатого, болтливого верблюда с телепатическими наклонностями.
– Мне бы такого верблюда.
– Помни, мы не зря сидим в подполе, терпим голод и холод! У нас все получится! Все, что мы задумали и ради чего рисковали жизнью! Ну, ты все еще хочешь в тюрьму? Отвечай быстрее, у меня телефон садится!