Болинброк, сознавая шаткость своего положения, бежал во Францию и поступил на службу к Якову, которого всеми силами старался возвести на трон. В итоге Яков сделал в 1715 году попытку завладеть престолом; тут Мальборо, как главнокомандующий, был призван послужить королю.
Увы, Мальборо постарел, и даже ему было ясно, что для поля битвы он уже не пригоден. Он руководил операциями, но активного участия в них не принимал, и это отчетливо показало ему, что дни его славы уже позади.
Когда мятеж был подавлен, Сара увезла его в Сент-Олбанс и принялась выхаживать.
Их постиг новый удар. От Сандерленда герцогу и герцогине пришло письмо. Он сообщал, что его жена, их дочь Анна, слегла с плевритом, и просил приехать для ухода за нею.
Джон, прочтя об этом, рухнул в кресло и так задрожал, что обеспокоенная за дочь Сара не меньше встревожилась и за мужа. Ему шел шестьдесят шестой год, и он прожил полную тревог жизнь. Смерть Элизабет подкосила его и состарила, а теперь и Анна, самая любимая из детей, находилась в опасности.
— Я поеду, — сказала Сара, — а ты оставайся, это путешествие будет тебе не по силам.
Джон запротестовал. Он поедет к дочери, ничто не сможет удержать его.
Пока они спорили, пришло еще письмо. Анна, леди Сандерленд, умерла.
Сара лила слезы, пока окружающие не испугались за ее рассудок. Если она плакала, об этом знал весь дом, горевать втайне она не умела.
— Почему нам выпала такая злая участь? — вопрошала герцогиня. — Чем мы ее заслужили? Лишившись сына, я думала, что испила свою чашу страданий. А теперь… две дочери… лучшие дочери…
Она не находила себе места, то распекала слуг за нерасторопность, то закрывалась у себя в комнате, бросалась на кровать и давала волю слезам.
Анна была самой мягкой из дочерей, была миротворицей — в подобной семье в ней испытывалась нужда. Сара очень любила ее, она никогда не спорила, как старшая Генриетта и младшая Мэри; Анна выражала несогласие улыбкой и, твердо держась своего мнения, склоняла голову. Была красавицей, гордостью родителей. Маль возражал против ее брака с Чарльзом Спенсером. Дорогой Маль, самый честолюбивый человек на свете и самый сентиментальный. Боялся, что Чарльз, ставший после смерти отца лордом Сандерлендом, не чета ей, хотя он был одним из богатейших людей в стране. Но она, Сара, настояла на своем, и они поженились. Правда, Сандерленд ей никогда не нравился. Дражайшая Анна! Была одной из первых красавиц при дворе, затмевала сестер. Маль говорил, что она и Элизабет соперничают по красоте с матерью, хотя даже они сравняться полностью с ней не могут. Ее даже называли Маленьким Вигом, виги пили за Анну в тавернах. А теперь она мертва.
— Единственный сын, две дочери, — причитала герцогиня. — За что я так страдаю?
— У нас есть еще Генриетта и Мэри, — пытался утешить ее муж.
Слабое утешение! Генриетта и Мэри всегда были своенравны. Волей обе почти не уступали Саре и не могли находиться долго вдвоем без ссоры. Из пятерых остались только они. Это разрывало сердце.
Казалось, больше незачем жить. Даже дни скитаний по континенту были лучше этих.
Сара ворвалась в спальню, которую делила с Джоном, и нашла его сидящим в кресле. Он не поднял взгляда, и она крикнула:
— Надо ехать ко двору! Нельзя же горевать, сидя здесь, до самой смерти. Нужно объяснить немцу Георгу, чем он тебе обязан. Что с тобой? Ты оглох, Маль? Маль!
Она подошла к нему, и у нее мелькнула мысль: «Почему я сочла, что достигла предела страданий? У меня есть Маль, и значит, жить еще стоит».
— Джон! — воскликнула она. — Дорогой мой…
Но муж не ответил, лишь тупо, бессмысленно глядел на нее.
Она с воплем выбежала из комнаты и позвала слуг. — Поезжайте за врачами. Скорее! Скорее! Милорд Мальборо заболел!
Врачи сказали, что причиной апоплексического удара явилось потрясение смертью дочери.
Поняв, что хотя он лишился дара речи и явно находится не в своем уме, но поправиться все же может, Сара перестала оплакивать покойных и принялась ухаживать за мужем. Она отдавала этому все силы, которые прежде растрачивала на ссоры.
Ничто в доме не должно было препятствовать выздоровлению герцога. Сара властно распоряжалась в комнате больного. Настояла, что доктор Гарт — местный врач — жил у них и являлся по вызову в любое время суток.
Мальборо не должен был умереть, и казалось, этому приказу герцогини повиновались все, даже сам герцог, цеплявшийся за жизнь с упорством, поражавшим даже врачей.
— Ты выздоровеешь, Джон, — говорила мужу Сара. — Дорогой мой, ты должен поправиться. Мы долго живем вместе. Как же нам разлучаться?
Казалось, он понимает это, и состояние его улучшалось с каждым днем. Постепенно стала возвращаться речь, и доктор Гарт сказал, что его выздоровление — чуть ли не чудо.
От лорда Сандерленда пришло письмо. Он сообщал, что жена перед смертью написала ему, и пересылает ее письмо, поскольку оно касается Сары.
«О детях пусть позаботится моя мать, герцогиня Мальборо: оставлять их на попечение слуг нельзя, а мужчина не способен так ухаживать за маленькими детьми, как женщина. Мать любила меня, я всегда выказывала ей преданность, поэтому надеюсь, она не откажется и будет добра к тебе, потому что ты для меня дороже жизни».
Прочтя письмо, Сара ушла с ним в свой кабинет и выплакалась.
Потом пришла с ним к Джону и, сев рядом с его креслом, рассказала содержание письма. Джон понял и кивнул.
— Для тебя это будет хорошо, Сара, — медленно, с трудом произнес он.
И она заплакала снова — тихо, совсем не как всегда.
— Я немедленно напишу Сандерленду. Пусть присылает детей как можно скорее. И дочку Элизабет, видимо, тоже нужно взять к нам. Как написала моя бедная, любимая Анна, «оставлять детей на попечение слуг нельзя».
Джон понял. И, казалось, очень обрадовался.
Такова была новая жизнь Сары — вдали от придворных интриг, в уходе за мужем, в заботе о внуках.
Леди Мэшем стала доброй владелицей имения Лэнгли Марш. Сэмюэл был идеальным хозяином; покладистый, добрый, он быстро снискал симпатии арендаторов, понимающих, что истинной хозяйкой, возможно, благодаря спокойному нраву является его супруга.
Она часто устраивала приемы, но все же, казалось, больше радовалась простым занятиям деревенской жизни. Какое-то время у нее занимала кладовая. Кроме того, Эбигейл наставляла слуг, планировала званые обеды и, разумеется, воспитывала детей. После смерти сына Джорджа очень горевала, но у нее оставался Сэмюэл, названный в честь отца, еще появился Френсис. Была дочь Анна. Они с мужем намеревались завести еще детей.
Эбигейл интересовалась придворными новостями, однако слушала их отчужденно, тоска ее с каждым годом уменьшалась. Бывали дни, когда она совершенно не вспоминала о беседах в зеленом кабинете, иногда разливала чай, не слыша отзвука прекрасного голоса: «Дорогая Хилл… или Мэшем… ты всегда завариваешь его так, как мне нравится».