Book.

Ошарашенный, притихший класс стал мед­ленно собираться.

- А чего там было пить-то, — расстроенно жал плечами Пращицкий. — С каждого по пять грамм, тридцать человек. Всего полторашник какой-то. На один глоток...

- Митя, сейчас договоришься, — одернула его Нелли Олеговна, и стекла очков ее теперь уже грустно блеснули. — Иванов, Петров, Си­доров... — Она не договорила.

Игорь сдернул свою сумку со спинки стула, и голова его снова невольно повернулась к Алисе. На тетрадном листке четко и очень кра­сиво крупными буквами было выведено: «В моей смерти...»

Ярость хлопком взорвалась в голове. Если она такая дура, он в этом не виноват. Никто же не знал, что она малахольная. Ей слово, а она сразу в русалки записываться.

— Делать больше нечего? — быстро зашеп­тал он, склоняясь над одноклассницей. Одну руку как бы невзначай положил на ее стул, а другую опустил на тетрадь. Ладонью на стра­ницу. — Опять на тот свет захотела?

— На тот? — Алиса перевела на него свой чистый, ясный, словно промытый перекисью водорода взгляд.

— Несчастную из себя строишь? — шипел Игорь ей в лицо.

Ганина вдруг улыбнулась. Это было непра­вильно. Она должна убиваться, должна умо­лять. Но ни в коем случае не должно быть этой улыбки.

— Дура! — выдохнул Лавренев, сминая тет­радный лист. Страница легко оторвалась. И он пошел по проходу, засовывая бумажный комок в карман.

- Узнаю, чьи шутки... — зло бурчал он по­том, ожидая вместе со всеми в очереди, — за­ставлю кровь до конца жизни сдавать.

Девчонки испуганно перешептывались. Ва­сильев в задумчивости гладил живот.

— Неужели я ошибся? — бурчал он себе под нос. — Точно помню, компот был. И по вку­су... Надо же так обознаться.

- У тебя компот, что ли, из клюквы был? — равнодушно тянул Пращицкий. Шутить ему уже надоело.

- Почему из клюквы? — Васильев достой­но держал на своем лице удивление. — Из яб­лок, с черносливом.

- Цвет-то должен был быть красным, если спутал с кровью, — хихикнул Митя, развалива­ясь на лавке.

- Действительно, и цвет другой был... -тянул свое на одной ноте Васильев, заставляя сидящих рядом парней сгибаться от смеха в три погибели. — С чего я взял, что кровь?

Игорь затылком чувствовал, что Ганина стоит рядом. Не смотрит. Просто стоит. От­дельно от всех. Вцепившись своим маленьким кулачком в лямку сумки. Голова наклонена, волосы занавешивают лицо.

Черт! Первый день из больницы, а уже сил никаких рядом с ней стоять. И он пошел к тол­пе девчонок, демонстративно приобнял Катю Сахарову, стал болтать полную ерунду, расска­зывать бородатые анекдоты, но девчонки, польщенные вниманием красавца, не прогоня­ли, хихикая.

Медсестра им теперь досталась обстоятель­ная, полная пожилая женщина с мягкими ру­ками. Она добродушно пыхтела, принимая в свою ладонь тонкие юношеские пальцы, осторожно колола, с сомнением глядела на высту­павшие красные бисеринки, не спеша набирала полую трубочку, волшебным образом заставляя кровавые пунктиры подниматься вверх.     

 На улицу вывалили все вместе, решили сходить за мороженым, раз выдалась такая вольница. Игорь специально терся среди девчонок,   с сочувствием дул на посиневший палец Иры Синявиной — у нее всегда были холодные ру­ки, кровь из пальца почти не шла, и добродуш­ная толстуха вдоволь намяла ее, прежде чем добилась хоть какого-то результата.

— Болит, - жаловалась Ира, и Лавренев с удовольствием склонялся к тонкой ледяной руке, пытаясь изобразить из себя мартенов­скую печь. Про Алису он вспомнил, только ко­гда шли обратно. Она шагала в стороне от ос­тальных, четко ставя ногу по краю тротуара, словно акробат на проволоке.

В классе их уже ждал запыленный мили­ционер, плотный дядька с усами и с черной папкой в руках. Он время от времени почесы­вал свой невысокий лоб, постоянно приподни­мал фуражку, словно решал какую-то непо­сильную для себя задачу.

— Ну, что у нас тут? — озабоченно поинте­ресовался он, словно весь урок класс провел не около метро с рядом киосков, торгующих мо­роженым, а выполнял секретное задание по выслеживанию шпионов. — Кто последний, не помните? — не столько спросил, сколько подтвердил он. — Потом все вернулись в класс. Никто в коридор не отпрашивался?

Его тон был настолько неправдоподобно неделовым, словно милиционер не происше­ствие распутывал, а рецепт борща уточнял. Да­же Пращицкий отказался от комментариев.

Милиционер вяло заполнял протокол. За­тренькал мобильный. Нелли Олеговна подняла голову, грозно глянула на подопечных.

-  Кто  это решил расстаться  с телефо­ном? — Голос ее шел по нарастающей, как эхо обвала в горах.

- Извините, — буркнул милиционер и, тя­жело сопя, полез в карман. — Да-да. Слушаю. Где? Через полчаса буду. Да. В школе. Ну, сей­час схожу, выясню. — Страж порядка с каким-то удивлением глянул на гаснущий экран труб­ки. - - Что-то сегодня частят... — проворчал он. -- Ну ладно. Если что-то узнаете... — Он протянул бумагу учительнице. — Подпишите, пожалуйста. — И неожиданно с отеческой мягкостью добавил: — Хорошие ребята у вас.

Но стоило за ним закрыться двери, класс взорвался. «Хорошие ребята» отыгрались за пятнадцать минут тишины вовсю. Нелли Оле­говна молча смотрела в окно. Можно было да­же не пробовать начать новую тему.

К концу дня Лавренева отпустило. Он за­был про Алиску. Насыщенный событиями День стер из памяти все ненужное. И вдруг по­среди коридора его настиг голос: «Ты должен извиниться!».

  Игорь крутанулся, не понимая, кто ему это мог сказать.

Перемена гомонила, переливалась, разбиваясь о стенки коридора радужными волнами лиц, причесок, кофт, свитеров и курток. Ничей голос особенно не выделялся. Так, стоял общий гул.

 Ну вот, теперь ему мерещится всякое нача­ло! Он пробежал по этажу, с грохотом скатился по лестнице. Третий этаж. Звенит звонок. Био­логия. Направо, темный закуток, дверь.

Он успел заметить. Две темные фигуры. Одна держит другую за опущенную руку. Вто­рая стоит, безвольно опустив голову. И уже со­рвались, и уже стоят около двери. Черные во­лосы Ганиной отливают плавленым металлом. — Подойдешь близко ко мне, прибью, — прошептал Игорь в склоненную макушку и, оттолкнув обеих девчонок (второй оказалась Ира Синявина; что они здесь делали вдвоем? Колдовали?), первым шагнул в класс.

Дальше время потекло стремительно. Съез­дил в бассейн на тренировку, потом курсы — он будет адвокатом, даже тени сомнения не до­пускает. И только палец, два раза за сегодня уколотый, болел. Может, за бортик в бассейне задел? Или хлорированная вода в бассейне ранку разъела? Долго рассматривал розовую подушечку с ровными линиями морщинок. Две синие точки. Вроде ничего. Но болит. Пы­тался мять — упирался в кость. Чему там болеть? - Мать, кто звонил? — крикнул он, переступив порог квартиры. Бросил сумку. На­строение испортилось. Хотя бы эта Алиска еще месяц в больнице пролежала. Все бы забылось.