Book.

— Игорек, — выплыла из своей комнаты мать, — я винегрет сделала, проходи на кухню. - В комнате поем, — буркнул Лавренев, поддевая правой ногой тапочек. Он перевер­нулся и никак не желал вставать нормально. В результате был заброшен под вешалку.

Есть не хотелось. Игорь поковырял бугорок салата, выкатил на край тарелки горошину. По телевизору показывали ерунду.

Он прошел в комнату. Каким-то эхом в го­лове отдалось — уроки, написать реферат для курсов, глянуть, что там по истории. Но голова уже наливалась тяжестью лени. Все равно ни­чего не получится. Только промается лишние пару часов. Как был — в джинсах и рубашке — завалился на диван, не стал его разбирать. Ду­мал, подремлет, потом сядет за уроки.

Из холодного липкого сна его выдернули уже слышанные им днем слова: «Ты должен

извиниться!»

Открыл глаза, долгую секунду с непонима­нием смотрел в темный потолок. Шторы не за­крыты, по комнате гуляет желтый отсвет улич­ных фонарей.

Душно, что ли?

Он выпрямил затекшие ноги, потянулся. Стояло какое-то глухое, беззвучное время но­чи, то ли два, то ли три. Он постучал пальцами   левой руки по столу, медленно приходя в себя. Напомнила о себе боль в пальце.

Он разобрал диван, покидал на него одеяло,простыню. Какой-то шорох заставил похоло деть затылок. Оглянулся.  «В моей смерти...» — вспомнилась некстати записка.

        — Вот черт! — пробормотал в голос, чтобы  прогнать странное наваждение. Пошел в ван­ную. Думал было поваляться в горячей воде, но было лень мыть ванну, ждать, когда она напол­нится. Он провел рукой по белому фаянсовому покатому боку ванной, встал перед раковиной. Умоется, почистит зубы — и спать. В крайнем случае, можно пару раз пропустить школу, чтобы Ганина не маячила перед глазами. Неве­лика потеря. Все равно нужные предметы он учит по курсу института.

Поднял глаза к зеркалу. В первую секунду не увидел ничего необычного. Алиска любила вставать у него за спиной, заглядывая через плечо. И сейчас она стояла там, улыбалась странно-застывшей улыбкой, глаза остановив­шиеся.

«Откуда?» Обернулся. От неожиданности чуть не упал на мокром полу. Капли брызнули на зеркало, и в них отразился красный кафель стен.

Никого, конечно, не было. - Спать, спать, спать, — под нос пробор­мотал Игорь, понимая, что накручивает себя. Не такой он ожидал встречи. Обвинений, упреков — да. Тогда бы на его сторону встали все парни, можно было бы еще поиздеваться.  тут — тишина. Словно и не было ничего.

Босыми ногами прошлепал на кухню, вы­пил воды, вернулся в комнату, забрался в кро­вать. Опять не к месту в голову полезли мысли, что с Алиской они на этой кровати не раз ле­жали. И простыня была эта самая. Коричне­вая. Обнаженная Алиска на ней особенно эф­фектно смотрелась.

- Ты должен извиниться! — четко прозву­чал голос, и Игорь вскочил.

За шторой кто-то был. Он осторожно под­нял руку.

Алиса была в той же одежде, что и в шко­ле -- черные джинсы, черная кофта, волосы закрывают лицо. Сидит на узеньком подокон­нике со стороны улицы. Там и удержаться-то не за что!

- Как ты туда? — Игорь ахнул, делая ма­шинальный шаг вперед. И встретился с ледя­ным взглядом мертвых глаз.

Отшатнулся, задевая ногой стул, неудачно упал на край застеленного дивана.

Ганина не отводила глаз. Все так же смот­рела остановившимся взглядом змеи. Рот чуть приоткрыт, словно зубы не помещаются под губами. Желтый свет фонарей гладил ее ров­ную бледную кожу.

- Ты ведь живая! -  вскрикнул Игорь. -Я видел!

- Знаешь, как у Сент-Экзюпери? — шелестел ее голос, но он не был уверен, что губы

шевелились. — Ты в ответе за тех...        «...кого приручил!» — машинально закончил он эту уже в зубах навязшую фразу.

— Знаешь... — чуть склонила она голову,     словно разглядывала сидящего на диване пар-

ня. — А теперь извинись. Я не могла жить без тебя. Ты меня приручил.

  — Да пошла ты! — выпалил Игорь, чувствуя ярость бессилия. Он был уверен, что спит, что перед ним разворачивается кошмар — недаром Ганина колдовала в закутке с Синявиной. Это какие-нибудь очередные девичьи шуточки. Ду­хов вызывали, ненормальные. - Значит, ты готов на жертвы!

Алиса легко спрыгнула с подоконника в комнату.

Как она там держалась? Подоконник узкий, покатый.

Так и не смог понять. — Она шагнула нале­во. Там гостиная. А еще дальше — комната ма­тери!

Не помня себя, Игорь сорвался с места. - Стой!    - зашипел, замерев на пороге спальни. Только бы мать не проснулась! Ее же кондратий хватит.

Побежал обратно. Алиса снова сидела на подоконнике. Смотрела внимательно, словно первый раз видела.

— Как ты... — надо было молчать, но не удержался, — туда залезла?

Ее верхняя губа дернулась, и внутри у Иго­ря что-то оборвалось.

Алиса поднялась, качнувшись на неверном уступе.

— Пустишь? — Ее сильно повело в сторо­ну. — А то упаду!

Лавренев бросился к окну, дернул створку. Но перед ним уже никого не было. Только по спине опять пробежали мурашки холода.

- Сначала было больно, а теперь ничего. — Она стояла у кровати, смотрела, склонив голову.

- Что ты с собой сделала? — Игорю было страшно, и этот страх парализовал, выключив способность бежать, сопротивляться.

- Ты сделал. — Голос был без эмоций. Ни обвинения, ни упрека. Просто слова. — Я хоте­ла умереть. Но чтобы и тебе было больно. И так стало. Раньше, — она скользнула ближе, обдав его неприятным холодом и тяжеловатым запахом с примесью чего-то похожего на гарь от свечи, — когда молодые люди бросали деву­шек и те с горя бросались в речки, то станови­лись русалками. Или ведьмами.

Она улыбнулась. При этом лицо ее странно вытянулось, обнажая выдающуюся вперед сильную челюсть с белоснежными зубами.

- Я думала, что буду приходить к тебе во снах, являться в минуты задумчивости. Все бы так и было. — Она пошла вокруг него, ведя пальцем по плечу, спине, другому плечу, груди и снова плечу. Два круга, а перед глазами уже все плыло. — В больнице не откачали. Слишком много прошло времени. А потом кто-то дал выпить крови. Помню только руку. И мир стал другим.

- Так, значит, сегодня... — Ноги не удержали, и он упал на диван.

- Я искала твою кровь. У нее обворожительный вкус. В поликлинике было то же самое. Я ее отличила сразу. А потом подумала:    зачем убивать? — Она склонилась, волосы чер­ным покрывалом свесились перед ним. — Ко­гда можно всегда этим пользоваться.

Средний палец на левой руке стрельнул старой болью, и она потянула его руку к себе, подушечки коснулись ледяные губы. Тут же за­хотелось взвыть, потому что палец заломило от уходящей из него крови. Алиса облизала губы.