— Ты же не жалеешь о том, что сделал? — вкрадчиво спросила она. При этом взгляд ее уже не был таким мертвым.

«Да мне с ней вообще не надо было связы­ваться! — глухо колыхнулось раздражение. — О чем тут жалеть?»

— Вот и я не жалею, — улыбнулась Али­са. — До завтра. В школе увидимся.

Она скользнула к окну, и только сейчас Игорь понял, в какую ловушку угодил: если бы он не прервал их отношения, то и тянул на се­бе вздыхающую Алису до лета. А теперь... Надолго?

— Раз уж ты не захотел просить проще­ния, — пропела напоследок Ганина, посылая своему кавалеру воздушный поцелуй, — зна­чит, ты в ответе за тех... И теперь уже навсегда!

Отблеск фонарей осветил девушку со спи­ны, сделав вдруг ее одежды призрачно-про­зрачными. Он увидел ее обнаженное тело, и ему захотелось вновь коснуться шелковой мяг­кости груди. Но вампирша засмеялась, исчезая в больном желтом свете фонарей.

В голове у Игоря болезненно запульсирова­ла венка.

«Нав-се-гда!» — пропел мелодичный голос.

Он посмотрел на свой палец. Две синие точки ясно выделялись на побелевшей обес­кровленной подушечке.

Елена Усачева. Проклятие рода Радзивиллов

Рассказ

Расписание занятий было составлено стран­но. Каждая неделя имела новую очередность лекций, и вместо того, чтобы записать одну пятидневку, приходилось топтаться около де­каната целый час.

Рост Кэт ее в очередной раз подвел. Невы­сокую девушку постоянно отпихивали от дос­ки с объявлениями. Неожиданно прямо перед ее носом вырастала чья-нибудь спина. Ей при­ходилось возмущенно вскрикивать, теряя ме­сто, откуда списывала. Мысленно проклиная завуча, так нелепо составившего расписание, она  принималась изучать столбцы  заново, вздыхая в адрес рослых литовских красавцев.

— Ты повторяешься, — услышала она над собой мягкий голос. Ручка еще выводила по­следнюю строчку, но глазами она уже пробе­жала по выписанным столбцам с названием предметов, замечая, что два последних дубли­руют друг друга.

- Нечего совать нос в чужие дела! — фырк­нула она, так и не подняв голову. В сердцах пе­речеркнула все. Первая неделя есть — этого достаточно.

Кэт ожидала, что ей ответят, но вокруг сто­ял ровный гул голосов, справа смеялись. Она обернулась, ища задавалу. Все старательно пи­сали, и только один как-то странно-равнодуш­но смотрел на ватманский лист расписания. у парня было красивое широкое лицо, светлые вьющиеся волосы, собранные в хвост. Почув­ствовав к себе интерес, парень обернулся. На Кэт глянули настороженные темные глаза. Во­круг них пролегли «летние» морщинки, какие появляются, когда долгое время находишься на солнце. Парень был явно не домосед: за­щитного цвета куртка и грубые холщовые шта­ны, снизу туго затянутые высокими армейски­ми ботинками, — все это говорило о том, что стоящий перед Кэт человек из рода скитальцев и странников. Те, что не променяют бесконеч­ную дорогу, утреннюю неизвестность и верный походный рюкзак на домашний уют. Такой рюкзак был и у парня. Небольшой, зеленый. Судя по тому, как легко рюкзак был вскинут на плечо, учебниками он был пока не отяго­щен. Да и вряд ли там удержится больше одной книги.

Парень усмехнулся и пошел прочь. Но од­ного взгляда сначала недоверчивых, а потом смеющихся глаз Кэт хватило, чтобы хорошее настроение вернулось.

В Вильнюсе она была всего неделю. После суетного тревожного Минска, где постоянно надо было куда-то бежать, преодолевая беско­ечное пространство города, небольшая столица Литвы с низкорослым центром и распола­гающими к степенности старыми улицами по­началу угнетала. Здесь жили на удивление красивые спокойные люди. Они неизменно улыбались на малейшее обращение, легко пе­реходили с одного языка на другой — местные знали английский, литовский, русский, поль­ский, немецкий.

Университет, закрытый от остального горо­да сплошной линией старых зданий, был по­лон вечного гула перекличек и гуляющего эха. У Кэт первые дни кружилась голова. Ее приня­ли! Она будет учиться в самом престижном университете Европы. И все эти лица вокруг — веселые, беззаботные, — все они станут одной крови: студенческой, бражной и неутомимой. Потом она просто бродила по бесконечным университетским дворам, впитывая в себя го­лоса, запахи, цвета.

Она вышла на двор Микалоюса Даукши, названный в честь католического каноника, одного из основателей литовской письменно­сти. Старинные трехэтажные здания, тени тех людей, что бродили когда-то по этим дворам, эхо бывших событий — все обещало сюрпризы.

«Что-то будет!» — звенело над головой.

Воздух был прозрачно-чист, словно не на­ходился университет в самом центре Старого города, словно не зажимали его с трех сторон наполненные людьми улицы. Кэт тихо засмея­лась, понимая, что опять нафантазировала се­бе целое приключение. Она встряхнулась, заставляя себя вернуться из прошлого, куда с та­ким удовольствием убегала — недаром она с отличием окончила школу и поступила именно на исторический факультет, отделение исто­рии культуры, — в настоящее.

Небо было пасмурным, но осенняя прохла­да еще не отвоевала себе место у настойчивого летнего тепла. Резкие нотки прохлады тонули в еще августовских запахах. На дворе сентябрь. В подтверждение этого под ногами уже лежали палые листья — коричневые, скукоженные, с острыми кончиками, словно и после смерти они защищались от неведомых врагов.

Кэт удобней перехватила свою сумку, кото­рую любила носить в руках, а не на плече, и сделала шаг в сторону корпуса, где должна бы­ла проходить вводная лекция, и вдруг замети­ла, что идет за светловолосым парнем. Это сов­падение показалось ей странным. Легкой, чуть пружинистой походкой, словно он и сейчас шагает не по булыжнику двора, а по мшистым кочкам леса, парень добрался до двери, про­пустил выбегающих на улицу девушек и скрыл­ся в темноте подъезда. Вслед за ним в корпус повалил народ, а Кэт все стояла, понимая, что выглядит сейчас как минимум странно. Она улыбалась. И то ли действовал этот пьянящий осенний воздух, полный горьковатых запахов тлеющих листьев, то ли пасмурное небо, напо­минающее о скорой зиме, то ли состояние одиночества, с которым Кэт устала бороться, но она еще шире улыбнулась, впуская в себя чувство легкой влюбленности.

Парень ей казался интересным, даже ин­тригующим. Красив, как все литовцы, навер­няка нравится девчонкам, и вдруг — такая по­ходная экипировка. От кого он прячется по ле­сам и полям? От какой тоски бежит из города? Кто заставил его уйти от людей? Не тайная ли страсть? Не отвергнутые ли чувства? Или при­чина в другом? Может, он просто боится люб­ви? Хотя нет, с любовью он знаком. Стоит за­глянуть в его лукавые глаза, чтобы пропасть.

Кэт невольно коснулась своих коротко стриженных волос, и романтическое настрое­ние улетучилось.

Она была невысокой, худенькой, с малень­кими ступнями и кистями рук. И словно в про­тивовес своему внешнему виду, про который всегда говорят: «маленькая собачка до старости щенок», «пацаненок», — в школе она упорно носила юбки и платья, отрастила волосы, что­бы никто никогда не принимал ее за парня. Кэт занималась танцами, неплохо играла на гитаре, но все усилия были напрасны. Ее слов­но не замечали. Парни могли в ее присутствии начать обсуждать девчонок, а у нее принима­лись выведывать тайны обольщения. Девчонки использовали ее как шпиона в стане врага. А когда Виктор, внимания которого она долго и настойчиво добивалась, вызвал ее на свида­ние и стал расспрашивать о долговязой Слав­ке, Кэт не выдержала. Отправилась в первую же парикмахерскую, оттуда в магазин и уже на следующий день пришла такой, какой ее хоте­ли видеть окружающие: в джинсах и футболке, в кроссовках, с ежиком волос на голове. Боль­ше ее не волновали ни перешептывания по классу, ни летающие от парты к парте записоч­ки. С этого момента жизнь побежала на удив­ление легко и гладко. Она не вглядывалась в зеркало, чтобы отыскать в своем отражении изъян, мешающий парням начать с ней встре­чаться. Лицо оставалось все таким же — тре­угольным, с узким подбородком, с широким лбом, прячущимся за неизменной челкой, со смуглой кожей, легко ловящей малейшее солн­це, с веснушками на маленьком аккуратном носике.