расплачиваться за три тысячи фишек, которые она проиграла, и молит бога,
чтобы счастье улыбнулось ей. А я - я стою вот тут - господи боже мой! - и
путь мне преграждает нефть..."
Размышления его были внезапно прерваны появлением начальника полиции,
Торреса и жандармов. Френсис мгновенно выстрелил, и столь же мгновенно они
исчезли из виду. Он даже не мог сказать, задела ли кого-нибудь его пуля, или
преследователи просто отступили. Они, как видно, не собирались атаковать в
лоб, а решили продвигаться вперед, прячась за деревьями. Френсис и пеон
последовали их примеру и спрятались за скалами в кустарнике, часто перебегая
с места на место.
По истечении часа в ружье у Френсиса остался всего один патрон. В
пистолете у пеона благодаря наставлениям и угрозам Френсиса было еще два
патрона. Но час они все-таки выиграли для Леонсии и для тех, кто был с ней;
к тому же Френсиса поддерживало сознание, что он в любую минуту может
перейти вброд через нефтяную реку и скрыться. Дело обстояло не так уж
скверно, и все бы обошлось благополучно, если бы наверху не показался еще
один отряд всадников, которые немедля стали спускаться по склону, стреляя на
ходу из-за деревьев. Это были плантатор и его друзья, искавшие беглого
пеона, но Френсис подумал, что еще какой-то полицейский отряд послан в
погоню за ним; к тому же огонь, который открыли всадники, казалось,
подтверждал его предположение.
Пеон подполз к Френсису и отдал ему пистолет, показав, что в нем
осталось всего два патрона, а взамен попросил коробку спичек. Затем он
жестом велел Френсису перейти через ущелье и взобраться на противоположный
склон. Смутно догадываясь о намерении пеона, Френсис повиновался и со своей
новой, более выгодной позиции выпустил последнюю пулю из ружья в
приближавшийся отряд и заставил его отступить назад в ущелье.
В следующую минуту нефтяная река, в которую пеон бросил заложенную
спичку, превратилась в огненную реку. Еще через минуту из нефтяной скважины
на горе в воздух взвился столб вспыхнувшего газа высотою в сто футов. А еще
через минуту огненный поток понесся вниз по ущелью, прямо на Торреса и
жандармов.
Изнемогая от жара пылающей нефти, Френсис и пеон взобрались на самый
верх склона, сделали круг, обошли горящую нефть и, снова выйдя на тропу,
побежали вперед.
Пока Френсис и пеон благополучно бежали дальше, ущелье, по дну которого
текла нефть, уже превратилось в ложе огненной реки, так что начальнику
полиции, Торресу и жандармам не оставалось ничего другого, как карабкаться
вверх по отвесному склону. Плантатор и его друзья тоже вынуждены были
повернуть назад и подняться вверх, чтобы избежать бушевавшего в ущелье
пламени.
Пеон то и дело оглядывался через плечо и, наконец, с радостным криком
указал на второй столб черного дыма, взвившийся в воздух позади того места,
где горела первая скважина.
- Еще! - радовался он. - Там есть еще скважины! И все они будут
гореть. Так и надо всей их породе! Они у меня заплатят за побои, которые я
от них терпел. Знаете, там подальше есть целое озеро нефти, даже море,
величиной с Хучитан.
Френсис вспомнил, что плантатор говорил ему о нефтяном озере,
содержавшем по меньшей мере пять миллионов баррелей нефти, которую до сих
пор не было возможности перегнать к морю для погрузки на суда; нефть эта
хранилась прямо под открытым небом в естественной котловине, огражденной
земляной дамбой.
- Сколько ты стоишь? - задал он пеону вопрос, казалось бы, не имевший
никакого отношения к делу.
Тот не понял.
- Сколько стоит твоя одежда - все, что на тебе есть?
- Половина песо... нет, даже половина половины песо, - уныло
признался пеон, оглядывая то, что осталось от его лохмотьев.
- А что у тебя еще есть? Бедняга развел руками в знак своей полной
нищеты и горестно ответил:
- У меня нет ничего, кроме долга. А должен я две сотни и пятьдесят
песо. Я до самой смерти с этим долгом не разделаюсь: как больному не
избавиться от рака, так и мне от него. Вот почему я в рабстве у плантатора.
- Хм! - Френсис не мог удержаться от улыбки. - Ты стоишь, значит,
двести пятьдесят песо - все равно что ничего; это даже не цифра, а
абстрактная отрицательная величина, существующая лишь в представлении
математика. И вот этот-то нуль сжигает сейчас на миллионы песо нефти. Ведь
если почва здесь рыхлая, легко размываемая и нефтепровод подтекает, то может
загореться все нефтяное поле, а это уже миллиард долларов убытку. Знаешь ли,
ты не абстрактная величина в двести пятьдесят долларов - ты настоящий
hombre!
Из всей этой речи пеон не понял ничего, кроме слова "hombre".
- Я человек, - горделиво сказал он, выпячивая грудь и поднимая свою
окровавленную голову. - Да, я hombre, я - майя.
- Разве ты индеец из племени майя? - усомнился Френсис.
- Наполовину, - нехотя признался пеон. - Мой отец - тот настоящий
майя. Он жил в Кордильерах, но женщины майя не нравились ему. И вот он
влюбился в метиску из tierra canente [15] . От нее родился я; но потом она
ушла от отца к негру из Барбадоса, а мой отец вернулся в Кордильеры. Мне
тоже, как и отцу, суждено было влюбиться в метиску из tierra caliente. Она
требовала денег, а я так любил ее, что совсем потерял голову и продал себя