за двести песо. С тех пор я больше не видел ни ее, ни денег. Вот уже пять
лет, как я пеон. Пять лет я был рабом и получал побои, - и что же? -
теперь я должен не двести, а двести пятьдесят песо.
Пока Френсис Морган и многострадальный потомок племени майя пробирались
в глубь Кордильер, стремясь нагнать своих, а нефтяные поля Хучитана
продолжали пылать, выбрасывая в воздух черные клубы дыма, далеко впереди, в
самом сердце Кордильер, назревали события, которым суждено было свести
вместе и преследуемых и преследователей: Френсиса, Генри, Леонсию, ее родных
и пеона - с одной стороны, а с другой стороны - плантаторов, отряд
жандармов во главе с начальником полиции и Альвареса Торреса, которому не
терпелось поскорее добиться не только обещанных Риганом денег, но и руки
Леонсии Солано.
В пещере сидели мужчина и женщина. Женщина-метиска была молода и очень
хороша собой. Она читала вслух при свете дешевенькой керосиновой лампы, в
руках у нее был переплетенный в телячью кожу том сочинений Блэкстона [16] на
испанском языке. И мужчина и женщина были босые, в холщовых рясах с
капюшоном, но без рукавов. У молодой женщины капюшон был отброшен назад, и
ее черные густые волосы рассыпались по плечам. А у старика капюшон был
надвинут на лоб, как у монаха. Его лицо аскета, с острыми чертами,
выразительное и одухотворенное, дышало силой, - такое лицо могло быть
только у испанца. Такое же лицо, наверное, было у Дон Кихота. Только глаза
старика были закрыты, его окружала вечная тьма слепоты. Никогда не мог бы он
увидеть мельницу и пожелать сразиться с нею.
Он сидел в позе роденовского "Мыслителя" и рассеянно слушал чтение
красавицы метиски. Но он вовсе не был мечтателем и не в его натуре было
сражаться с мельницами, как это делал Дон Кихот. Несмотря на слепоту,
закрывавшую от него мир непроницаемой пеленой, это был человек действия, и
душа у него не была слепа: он безошибочно проникал в глубь вещей и явлений,
равно как и в человеческие сердца, умел видеть и тайные пороки и чистые,
благородные цели.
Движением руки он остановил чтицу и стал размышлять вслух о
прочитанном.
- Законы, созданные людьми, - медленно, но убежденно произнес он, -
сводятся в наши дни к состязанию умов. Они зиждутся не на справедливости, а
на софистике. Законы создавались для блага людей, но в толковании их и
применении люди пошли по ложному пути. Они приняли путь к цели за самую
цель, метод действий - за конечный результат. И все же законы есть законы,
они необходимы, они полезны. Но в наши дни их применяют вкривь и вкось.
Судьи и адвокаты мудрствуют, состязаясь друг с другом в изворотливости ума,
похваляются своей ученостью и совсем забывают об истцах и ответчиках,
которые платят им и ждут от них не изворотливости и учености, а
беспристрастия и справедливости.
И все-таки старик Блэкетон прав. В основе законов, как краеугольный
камень, на котором стоит цитадель правосудия, лежит горячее и искреннее
стремление честных людей к беспристрастию и справедливости. Но что же
говорит на этот счет Учитель? "Судьи и адвокаты оказались весьма
изобретательными". И законы, созданные для блага людей, были столь
изобретательно извращены, что теперь они уже не служат защитой ни
обиженному, ни обидчику, а лишь разжиревшим судьям да тощим, ненасытным
адвокатам, которые покрывают себя славой и наживают толстое брюхо, если им
удается доказать, что они умнее своих противников и даже самих судей,
выносящих приговор.
Он замолчал и задумался все в той же позе роденовского "Мыслителя", -
казалось, он взвешивал судьбы мира; метиска сидела и ждала привычного знака,
чтобы возобновить чтение. Наконец, выйдя из глубокого раздумья, старик
заговорил:
- Но у нас здесь, в панамских Кордильерах, закон сохранился во всей
своей неприкосновенности - справедливый, беспристрастный и равный для всех.
Он служит не на благо какому-то одному человеку и не на благо богачам.
Справедливому и беспристрастному судье более пристала холщовая одежда,
нежели тонкое сукно. Читай дальше. Мерседес. Блэкетон всегда прав, если его
правильно читать. По-твоему, это парадокс? Да! Но, кстати, все современные
законы тоже парадокс. Читай же дальше! Блэкетон - это сама основа
человеческого правосудия, но - более! - сколько хитроумия пускают в ход
умные люди, чтобы прикрыть именем Блэкстона то зло, которое они творят.
Минут через десять слепой философ приподнял голову, понюхал воздух и
жестом остановил девушку. Следуя его примеру, она тоже втянула в себя
воздух.
- Может, это гарь от лампы, о Справедливый! - предположила она.
- Нет, это горит нефть, - возразил слепой. - Лампа тут ни при чем. И
горит где-то далеко. Мне еще послышались выстрелы в ущелье.
- А я ничего не слышала... - начала было метиска.
- Дочь моя, ты же зрячая, ты не нуждаешься в таком остром слухе, как
я. В ущелье стреляли. Прикажи моим детям выяснить, в чем дело, и доложить.
Почтительно поклонившись старику, который хоть и не видел ее, но привык
ухом различать каждое ее движение и потому знал, что она поклонилась,
молодая женщина приподняла полог из одеял и вышла на дневной свет. У входа в
пещеру сидели два пеона. У каждого было ружье и мачете, а из-за пояса
торчало лезвие ножа. Девушка передала им приказание; оба вскочили и