метиска.
Слепец заговорил; голос у него был чистый и звонкий, как серебряный
колокольчик, а речь - человека, умудренного годами и тяжким жизненным
опытом.
- Вы взывали к Суровой Справедливости. Я слушаю. Кто требует
беспристрастного и справедливого решения?
Все невольно подались назад, и даже у начальника полиции не хватило
храбрости протестовать против законов Кордильер.
- Тут среди вас есть женщина, - продолжал Слепой разбойник. - Пусть
она говорит первая. Все смертные - и мужчины и женщины - виновны в
чем-нибудь или по крайней мере окружающие считают их виновными.
Генри и Френсис хотели было удержать Леонсию, но она, одарив каждого из
них улыбкой, посмотрела на Справедливого судью и звонким голосом отчетливо
произнесла:
- Я виновна лишь в том, что помогла своему жениху избежать казни за
убийство, которого он не совершал.
- Я выслушал тебя, - сказал Слепой разбойник. - Подойди ко мне.
Люди в рясах подвели Леонсию к слепцу и заставили опуститься перед ним
на колени; оба влюбленных в нее Моргана с волнением следили за каждым ее
движением. Метиска положила руку старика на голову Леонсии. С минуту в
пещере царило торжественное молчание, - пальцы слепца лежали на лбу
Леонсии, прощупывая биение пульса на ее висках. Потом он снял руку и,
откинувшись назад, стал обдумывать решение.
- Встань, сеньорита, - произнес он. - В твоем сердце нет зла. Ты
свободна... Кто еще взывает к Суровой Справедливости?
Френсис тотчас шагнул вперед:
- Я тоже помог этому человеку спастись от смертной казни, к которой он
был несправедливо приговорен. Мы с ним родственники, хотя и дальние, и носим
одну и ту же фамилию.
Он тоже опустился на колени и почувствовал, как мягкие пальцы осторожно
скользнули по его бровям и вискам, а потом нащупали руку и задержались на
пульсе у запястья.
- Здесь мне не все ясно, - сказал слепец. - В душе твоей нет мира и
покоя. Что-то грызет тебя.
В эту минуту пеон вдруг выскочил вперед и, не спрашивая позволения,
заговорил; при звуке его голоса люди в рясах даже вздрогнули, словно он
совершил богохульство.
- О Справедливый, отпусти этого человека! - взмолился пеон. - Я
дважды за сегодняшний день поддался слабости и предал его врагам, а он
дважды за сегодняшний день защитил меня и спас от моих врагов.
И пеон уже в который раз снова рухнул на колени, но только впервые -
перед справедливым вершителем закона, и, дрожа и замирая от суеверного
ужаса, почувствовал легкое и вместе с тем уверенное прикосновение пальцев
этого самого необычного из всех судей, перед которым когда-либо преклонял
колени человек. Эти пальцы быстро обследовали все рубцы и ссадины на коже
пеона, даже на плечах и на спине.
- Тот человек тоже может быть свободен! - провозгласил Справедливый
судья. - И все-таки что-то гнетет и волнует его. Нет ли здесь кого-нибудь,
кто знает, в чем дело, и мог бы нам рассказать?
И Френсис сразу понял, какое волнение угадал в нем слепец: любовь к
Леонсии, которая снедала его и грозила нарушить его преданность Генри. Столь
же быстро догадалась об этом и Леонсия, и если бы слепец мог перехватить тот
полный понимания взгляд, каким невольно обменялись молодые люди, и заметить,
с каким смущением оба тотчас отвели глаза, он безошибочно угадал бы причину
волнения Френсиса. Метиска же заметила это, и сердце подсказало ей, что
здесь замешана любовь. Не ускользнуло это и от Генри, и он бессознательно
нахмурился.
Тут Справедливый снова заговорил.
- Должно быть, это любовная история, - сказал он. - Боль, которую
женщина вечно причиняет сердцу мужчины. И все-таки я освобождаю этого
человека. Дважды за один день он пришел на помощь тому, кто дважды предал
его. Его гнетет тоска - и все-таки он помог тому, кто был несправедливо
приговорен к смерти. Остается испытать еще и другого человека, а кроме того
надо решить, как поступить с этим жестоко избитым пеоном, который стоит
передо мной и который ради собственного спасения дважды за сегодняшний день
обнаружил слабость духа, а сейчас, отринув всякие помыслы о себе, проявил
силу и мужество.
Он нагнулся и стал ощупывать брови и лицо пеона.
- Ты боишься смерти? - внезапно спросил он.
- О великий и святой человек, страх как боюсь! - отвечал пеон.
- Тогда скажи, что ты солгал про этого человека, скажи, что твои
уверения, будто он дважды пришел тебе на помощь, - ложь, и ты останешься
жить.
Пеон весь съежился и поник под пальцами слепца.
- Подумай как следует, - строго предупредил его старец. - Смерть
страшна. Навеки застыть в неподвижности, стать таким, как земля или камень,
- это ли не страшно! Скажи, что ты солгал, и ты будешь жить. Ну, говори!
И хотя голос пеона выдавал его ужас, но он нашел в себе силы поступить,
как человек большой и мужественной души.
- Дважды за сегодняшний день я предал его, о святой человек. Но я не
Петр. И в третий раз я не предам этого человека. Я страх как боюсь, но
предать его в третий раз не могу.
Слепой судья откинулся назад, лицо его преобразилось, словно освещенное
внутренним светом.
- Ты хорошо сказал! - промолвил он. - У тебя душа настоящего
человека. А теперь выслушай мой приговор: отныне и впредь до конца дней
твоих ты всегда будешь думать как человек и поступать как человек. Лучше в
любой момент умереть человеком, чем вечно жить скотом. Экклезиаст был