– Вот почему вы с Иннисом на это решились, – сказала я. – Вы видели, что люди Нерис остались на свободе, и посчитали, что и вам ничего не грозит.
– Королеве нужны союзники, принцесса.
– Какие ж вы ей союзники, когда вы лижете задницу Келу?
– Я никому не... не прислуживаю, но уж лучше ему, чем тебе. Так думают многие.
– В этом я не сомневаюсь. – Я смотрела на него, такого самоуверенного, и очень хотела сбить с него спесь. Мне была необходима информация, которой он владел, и необходимо было заставить двор меня бояться. Бояться причинить вред моим сторонникам. Если королева не вобьет в них этот страх, мне придется придумать, как сделать это самой.
Тут раздался звон, словно ударили в огромный гонг.
– Что это? – спросила я.
Гонг зазвенел снова, не успело еще затихнуть эхо первого звука.
Холод снял нож с пояса:
– Меня вызывают.
Это был Рис.
– Чем ты занята, Мерри? Я из кожи вон лезу, пытаясь не дать Уолтерсу и другим полицейским побежать тебе на выручку. С Галеном что-то случилось? Мы слышали, как ты кричала его имя.
– Я тронут твоей заботой, – молвил Гален, не поднимая головы с моих колен.
– А, он в порядке, – хохотнул Рис.
– Тем не менее, на него напали, – сказала я.
– Кто?
– Парочка лордов и догадайся, чьи стражи?
– Дай-ка подумаю... Кела?
– Чьи ж еще...
– С чего это он так взъелся на Галена?
– Это я и пытаюсь выяснить. Как продвигается сбор улик?
– Неплохо. Я приставил телохранителя к каждому человеку, как ты и велела. Мы уже знаем, как репортеру удалось пересечь поставленные нами магические преграды.
– Как? – спросила я.
– У него подошвы были подбиты железными гвоздями.
– Холодное железо... Он хорошо подготовился.
Отражение Риса пошло волнами: он кивнул.
– Да, он шел с расчетом подглядеть что-нибудь, не предназначенное для его взгляда.
– Это входит в должностные обязанности репортера.
– Да, пожалуй. – Рис тяжко вздохнул.
– В чем проблемы, Рис?
– Майор Уолтерс настаивает на личной встрече с тобой. Он подозревает, что отражение может быть иллюзией.
– Я сейчас немного занята. – Я бросила взгляд на пленников.
– Я догадываюсь, но если ты не появишься вскоре собственной персоной, он пойдет тебя искать. Таков краткий смысл его заявления.
– Я буду, как только смогу.
– Попытаюсь его успокоить. – Клинок внезапно опустел, в нем виднелось лишь мое искаженное отражение.
Я вернула клинок Холоду и посмотрела на пленников. Если бы я точно знала, что королева не будет против, я бы сделала что-нибудь весьма радикальное по меньшей мере с одним из лордов. Но Киеран был прав: королева не разбрасывается союзниками. На мой взгляд, Киеран под определение союзника не подходил, но Андаис могла думать иначе, и я не хотела лишний раз вызывать ее гнев. И все же ход мыслей Киерана означал, что Андаис теряет власть над знатью. Это было плохо, потому что моего политического веса не хватило бы отстоять мое право на трон, хоть я и принадлежу к правящей династии. А если Андаис свергнут и трон займет узурпатор, он будет расценивать меня как угрозу.
До меня донеслись слова Хафвин с чуть заметной ноткой злости:
– Дай мне осмотреть твою рану, Айслинг.
– Я не решаюсь открыть свое тело больше, чем сейчас.
– Я целитель. На нас не действуют практически никакие контактные чары. Иначе мы не могли бы лечить сидхе.
Айслинг упорно закрывал белым плащом окровавленный перед туники.
– Сними рубашку и покажи мне рану.
Он мотнул головой, и капюшон плаща слетел назад, на плечи. Под капюшоном оказалась вуаль на манер тех, что носят арабские женщины: тонкая золотистая полупрозрачная ткань, через которую видны очертания лица. Вуаль не закрывала только бледный лоб и странные глаза в бахроме светлых ресниц.
– Совсем забыла, что ты закрываешь лицо.
Эти слова сами собой еле гели у меня с языка.
– Теперь многое забыто, – сказал он, по-прежнему не отнимая плаща от раны.
– Я забыла, что ты закрываешь лицо, но не забыла, почему ты это делаешь.
– Да, да, – раздраженно вмешалась Хафвин. – Самый красивый мужчина в мире. Настолько красивый, что женщины, а иногда и мужчины, раз на тебя взглянув, ни в чем не могут тебе отказать. – Она вцепилась в плащ и попыталась вырвать его из рук Айслинга. Оставшуюся часть она процедила сквозь зубы: – Но я не прошу тебя снять вуаль, сними только рубаху.
– Я боюсь, что на смертную подействует и это.
Хафвин бросила игру в перетягивание плаща и даже слегка попятилась, похоже, от удивления. Я поняла, что Айслинг имел в виду меня. Как я смогу здесь править, если они так и будут считать меня человеком?!
Киеран высказал мои мысли вслух:
– Даже твои собственные стражи думают, что ты всего лишь смертная!
Я бы с ним поспорила, да вот аргументов не хватало.
– Хочешь сказать, Айслинг, что я очаруюсь твоим голым животом?
– С людьми так бывало.
Я пристально на него посмотрела:
– Ты считаешь меня человеком, Айслинг?
Он потупил взгляд, что уже было ответом.
– Да, прости. И не сочти это неуважением, принцесса Мередит. Если ты достаточно сидхе, чтобы спокойно смотреть на меня, – прекрасно, но что, если нет? Против этих чар есть лишь одно лекарство.
– Какое же?
– Истинная любовь. Ты должна по-настоящему кого-то любить, тогда ты сможешь смотреть на меня безбоязненно.
– Это не совсем верно, – возразил Готорн со своего поста возле Меланжель. – Магия Айслинга может преодолеть даже истинную любовь, если он того захочет и приложит усилия. Когда-то он мог кого угодно заставить безнадежно в себя влюбиться.
– Заставить желать его, а не любить, – поправил Адайр. – Существует разница, Готорн, как тебе известно.
– Мне так давно было отказано и в том, и в другом, что, честно говоря, я эту разницу не очень помню.
Адайр сполз по стене, рубаха висела на нем кровавыми лохмотьями. Он устало улыбнулся, в улыбке сквозила боль:
– Угу, у тебя есть резон.
Мне до боли захотелось поцеловать Адайра, стереть эту грусть из его улыбки и узнать, может ли он улыбаться по-настоящему.