Book.

— Расслабься, я не кусаюсь, — прошептала Куроч­кина и тут же укусила Генку за верхнюю губу.

Вскрикнув от боли, Самокатов чисто инстинктивно оттолкнул Риту. Та, споткнувшись о крышку гроба, грохнулась на пол.

— Ну, ты сейчас за это заплатишь! — пронзительно завизжала Курочкина, поднимаясь с пола. — Жизнью заплатишь!.. Эй, где ты, мой сладкий монстр?! — крик­нула она еще пронзительней.

В коридоре раздались тяжелые шаги, дверь отвори­лась, и в комнату вошел Купоросов.

— Я здесь, госпожа, — произнес он с кривой ухмыл­кой.

— Убей его! — показала Курочкина на Самокатова.

— С удовольствием. — В руке директора блеснула старинная бритва с перламутровой ручкой.

Генку охватил панический страх. Бежать! Скорей бежать!..

Сам не зная как, Самокатов очутился в коридоре. И по­мчался со всех ног. Позади него слышался громкий то­пот. Генка на бегу обернулся и чуть было не завопил от ужаса. Потому что его преследовала целая толпа скеле­тов.

Самокатов размахнулся и кинул в них фонарик. БА­БАХ! — рванул фонарь, будто граната. И скелеты превратились в груду костей.

А Самокатов понесся дальше. Но теперь за ним катился гроб на колесиках.

КЛАЦ-КЛАЦ-КЛАЦ... — клацала на ходу гробовая крышка.

ВЗЖ-Ж... ВЗЖ-Ж... ВЗЖ-Ж... — визжали несмазан­ные колесики.

С перекошенным от страха лицом Генка влетел в какую-то комнату. И это оказалась та самая комната, из которой он только что убежал. Помимо Курочкиной и Купоросова, тут была еще и Нестерова. С петлей на шее.

— Самокатов, — строго обратилась она к Генке, — ты когда собираешься двойку по русскому исправлять? Имей в виду, если ты ее не исправишь, за год у тебя будет тройка. И папа не купит тебе видеокамеру.

— А зачем покойнику видеокамера? — мерзко оска­лился Купоросов и, помахивая бритвой, направился к Самокатову.

— Ой, только, пожалуйста, не здесь, Агафон Евлам­пиевич, — сморщила носик Курочкина. — Я не перено­шу вида крови. Отведите его в ванную.

Внезапно в руках у Генки появился... автомат. Удив­ляться было некогда. Самокатов передернул затвор и — тра-та-та-та-тата-та-та... в директора.

Генка жал на спуск, пока не расстрелял весь рожок. Он буквально изрешетил Купоросова. А тому хоть бы хны.

— Ха-ха-ха! — хохотал директор. — Меня так просто не убьешь, дружок. Меня вот как можно убить... — И, резко взмахнув бритвой, Купоросов перерезал себе горло. Послышался булькающий звук, и из горла директора хлынула... нет, не кровь, а ядовито-зеленая жид­кость.

Липкий ужас сковал все Генкино тело. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни языком. Как сквозь вату, Самокатов услышал слова Риты Курочкиной:

— Агафон Евлампиевич, достаньте мне его сердце.

— Позвольте, я достану, — вызвалась Нестерова.

Генка почувствовал, как ледяные пальцы учитель­ницы вошли в его грудь, словно в воду, и обхватили сердце, будто клещами...

— Прошу, Ритуля, — сказала Екатерина Васильевна.

И вот уже трепещущее Генкино сердце лежит на ла­донях у Риты Курочкиной.

Все поплыло у Самокатова перед глазами и под но­гами. И он... проснулся.

Генка сидел у себя дома в кресле. В окно светило со­лнце.

Первым делом Самокатов дотронулся до груди. Серд­це было на месте. «Тук-тук-тук...» — стучало оно под рукой. Генка испытал огромную радость. Но вслед за тем почувствовал острую боль на верхней губе. Подско­чив к зеркалу, он увидел, что губа распухла от укуса. Именно от укуса, потому что на ней ясно виднелись следы зубов. «Чьих зубов?» — спросил себя Самокатов. Одно из двух. Либо он сам случайно прикусил губу во сне. Либо... Либо это сделала Курочкина. Но тогда это был никакой не сон. Как же не сон, если он проснул­ся?.. «Спокойно, парень, — сказал себе Генка. — Давай разберемся по порядку».

И стал разбираться.

Значит, так. Утром он пошел в школу. Из школы они с Максом поехали на Фарфоровскую. С Фарфоровской отправились на собачье кладбище. Оттуда Генка начал слежку за типом в черном, и тот привел его в квартиру старухи Красавцевой. Затем пришел Горох, придумал трюк с бомбой и вызвал милицию. Потом они хотели проверить квартиру Красавцевой, но Макса за­мели, и пришлось действовать одному Генке... Ну и с какого момента начинается сон?.. Вот как узнать?..

Самокатов понял — как. У дяди Феди спросить.

Генка выскочил на улицу. Дворник подметал двор.

— Здрасте, дядь Федь, — поздоровался Самокатов.

— Да уж здоровкались сегодня, — по своему обык­новению проворчал дядя Федя.

«Ага-а, — подумал Генка, — выходит, разговор с двор­ником — не сон. Идем дальше...»

— Дядя Федя, а вы не знаете, кто в тринадцатой квартире живет?

Дворник окинул Самокатова хмурым взглядом.

— Ты, паря, видать, белены объелся.

— А что такое? — прикинулся Генка дурачком.

— Ты ж десять минут назад меня об этом спрашивал.

— Да-а? А я и забыл... Ну ладно, дядь Федь, не буду вам мешать.

Самокатов вернулся в квартиру. «Десять минут назад... десять минут назад...» — стучало у него в голове. Значит, после разговора с дворником он пришел домой, бухнулся в кресло и незаметно для себя уснул. И все, что было потом, — приход Макса, звонок в милицию... и так далее, вплоть до того момента, когда Нестерова вынула из Генкиной груди сердце, — был сон...

Или не сон?.. Генка осторожно потрогал языком укушенную губу. Вот блин! Все так запуталось-перепуталось, что ни фига не понять: где сон?.. где явь?..

Зазвонил телефон. Самокатов снял трубку.

— Слушаю.

— Я-а-а тебя-а-а убью-у-у... — раздался в трубке за­могильный голос.

Генка ни капельки не испугался.

— Эй, Горох... — сказал он.

— Я-а не-е Горо-о-х, — продолжал дурачиться Макс. — Я-а Ри-ита Ку-у-рочкина.

— Кончай стебаться. Ты откуда звонишь?

— Из дома, — своим обычным голосом ответил Го­рохов. — Только что с Фарфоровской приехал и решил тебе звякнуть.

— Давай гони ко мне. Я тебе кое-что расскажу.

— Про мужика в черном?

— Про все. Тут такая шизуха!

— Шизуха?

— Ага. Полная.

Через пять минут (ребята жили на соседних улицах) Макс был у Генки.

— Что это у тебя, Самокат, за блямба на губе? — сразу заметил он.

— Курочкина укусила.