Отдай свое сердце | Страница: 29

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Элементарно, парень. У призраков же две тени... — Гвоздь лихо свернул в школьный дворик и затормозил. — Выходим. Наша остановка...

— Директор у себя? — осведомился майор у секре­тарши.

— У себя, — ответила секретарша. — А вы, простите, кто?

Гвоздь сунул ей под нос потрепанное удостовере­ние.

— Служба безопасности.

— А... — начала секретарша.

Но майор уже скрылся в кабинете директора. А вслед за ним скрылся и Генка.

Директор школы, сидя за столом, просматривал ка­кие-то бумаги. Увидев посетителей, он громко позвал:

— Татьяна!

Явилась секретарша.

— Да, Агафон Евлампиевич?

— Я же просил не пускать сегодня ко мне родителей.

— А это не родитель, — растерянно произнесла де­вушка.

— Так точно, — подтвердил Гвоздь. — Я сотрудник ФСБ.

Купоросов заметно напрягся.

— Ступай, Таня, — отослал он секретаршу.

Та вышла.

— Я вас слушаю... э-э... извините, как ваше имя-от­чество?

— Петр Трофимыч.

— Я вас слушаю, Петр Трофимыч.

— Это я вас слушаю, Агафон Евлампиевич, — с ус­мешкой подкрутил Гвоздь правый ус.

— Простите, не понял?

— А ты все такой же, Агафон. Помнишь, как жан­дарм тебя в участок поволок, а ты ему и говоришь: «Простите, не понял».

Купоросов недоуменно пожал плечами.

— Какой жандарм?.. Вы это о чем?

— Вот-вот, — продолжал Гвоздь. — А когда судеб­ный следователь спросил тебя о карманных кражах, ты так же пожал плечами и ответил: «Вы это о чем?»

Купоросов нервно забарабанил пальцами по стулу.

— Что еще за судебный следователь?..

— Пупышев, Егор Кузьмич. Неужели запамятовал, Агафон? Он вел твое дело в шестьдесят пятом году.

— Вы что-то путаете, — сухо промолвил дирек­тор. — В шестьдесят пятом я еще в детский садик ходил.

— В тысяча восемьсот шестьдесят пятом, — под­черкнул первые две цифры Гвоздь. — Ты тогда не в садик ходил, милейший, а карманчики бритвой резал.

— Да вы какую-то галиматью несете! — запылал от негодования Купоросов. — Немедленно покиньте мой кабинет!

И директор решительным жестом указал на дверь.

— Браво, браво, — захлопал в ладоши майор. — От­лично сыграно, Агафон. Недаром тебе Пупышев советовал после острога в актеры пойти.

— Откуда вы зна... — невольно вырвалось у Купоро­сова. Но он тут же опомнился и схватил телефонную трубку. — Я звоню в милицию...

— Звони, звони, — посмеиваясь, сказал Гвоздь. И до­бавил, обращаясь к Самокатову: — Геша, будь другом, отодвинь занавесочку.

Шторы на окнах были плотно задернуты.

Директор суетливо вскочил со своего места.

— Не надо, не надо! — закричал он. — Не отодвигай!

Но Генка уже отодвинул.

В кабинет хлынул поток солнечного света. И сразу же у всех появились тени. У Самокатова с Гвоздем по одной, а у Купоросова две.

— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно подкрутил майор усы.

— Вы кто? — сумрачно глянул на него директор.

— Я же представился.

— Вы действительно работаете в ФСБ?

— Так точно. В Особом отделе. И меня интересует, кто и с какой целью вытащил тебя с того света.

— Не могу знать-с. — От волнения Купоросов пере­шел на родной язык девятнадцатого века. — Я ее в глаза никогда не видел-с.

— «Ее»? — повторил Гвоздь. — Значит, это жен­щина?

— Именно так-с. Мне Катерина сказывала.

— Нестерова?

— Да-с, ваша честь.

После того, как Гвоздь «расколол» директора, тот с готовностью отвечал на все вопросы. И даже рассказы­вал о том, о чем его и не спрашивали.

— Катерина — самая настоящая душегубка, — вол­нуясь, говорил Купоросов. — Девица сия здесь, в Петербурге, орудовала. А прозвище у нее было Мертвая Петля...

— Это мне известно, — сказал майор. — Давай дальше.

— Все, ваше благородие.

— Как — все?

— Так-с. Больше я ничего не знаю-с.

— Точно не знаешь?

— Помилуйте-с, сударь. Как перед иконой... — Ку­поросов закрестился.

— Ладно, верю. — И все-таки напряги память, Ага­фон. Может, еще чего вспомнишь?

Директор напряг память, но больше ничего не вспомнил.

Тогда майор Гвоздь задал наводящий вопрос:

— Нестерова эту женщину как-то называла?

— Да-с, ваша честь. Катерина звала ее — Хозяйка.

— Угу-у. — Гвоздь сделал пометку в блокноте. — А Нестерова случайно не говорила, зачем ты этой Хозяй­ке понадобился?

— Нет-с. Сказала только: «Надобно ждать, Агафон».

— А чего ждать?

— Этого Катерина не сказывала.

— А про него, — майор кивнул на Генку, — у тебя с ней разговор был?

— Никак нет-с.

— А ты его знаешь?

— Как же-с. Это ученик 7-го «Б» класса Геннадий Самокатов.

— Вне школы вы когда-нибудь встречались?

— Никогда-с.

— Да что вы врете! — не выдержал Самокатов. — Вы же на квартире Красавцевой меня чуть бритвой не заре­зали!

— Побойтесь Бога, Геннадий, — опять закрестился Купоросов. — Как можно-с?

— Да, да! — горячась, продолжал Генка. — А потом себя бритвой по горлу полоснули. А на другой день шея у вас шарфом была замотана!

— Да-с, шею я шарфом обмотал-с, — не отрицал Купоросов. — Потому что боюсь простудиться. Я, изво­лите знать, от простуды помер. Зимой из баньки распа­ренный вышел и...

Гвоздь перебил:

— Короче, в квартире Красавцевой ты, Агафон, ни­когда не был.

— Никогда-с, ваша честь.

— Ну а Афонькина ты знаешь?

— Афонькину? — не расслышал как следует дирек­тор. — Знаю-с. Мария Сергеевна в младших классах преподавала.

— Нет, я говорю про ее сына, Владимира Афонь­кина.

— Этого господина не имею чести знать-с.

— А Риту Курочкину тоже не имеете чести знать-с? — язвительно поинтересовался Самокатов.