Хотя Мэнни не находил объяснения тому, как определенные мысли могли вызывать головную боль, все же хорошей новостью было то, что он шел на поправку. С каждым днем после той странной черной временной дыры длиною в выходные, он чувствовал себя лучше.
Когда осталась лишь слабая тупая боль, Мэнни вернулся на беговую дорожку и закончил тренировку. По пути к выходу он кивнул вошедшим в зал утренним пташкам, но успел свалить, пока никто не накинулся на него с «о-боже-мой-с-тобой-все-в-порядке?», заметив его одышку.
Поднявшись в свою квартиру, он принял душ, переоделся в чистый хирургический костюм и белый халат, а затем, подхватив портфель, направился к лестнице. Чтобы объехать пробки, он держался мощеных дорог. Северное шоссе в это время дня всегда забито под завязку, и Мэнни неплохо провел время, слушая старый-добрый «My Chemical Romance».
«Я не в порядке» – по какой-то причине он не мог наслушаться этой песней.
Когда он въехал на территорию Больницы Святого Франциска, рассветное солнце уже должно было взойти, и значит, день ожидался облачный. Не то, чтобы это имело для Мэнни значение. После того как однажды он оказался в эпицентре торнадо, которые никогда не происходили в Колдвелле, погода не имела на него никакого влияния. Черт, много дней он приходил на работу затемно и уходил до рассвета… но никогда не чувствовал себя так, будто упускает жизнь потому что « не видел солнца, видел дождь»…
Забавно. Сейчас он чувствовал, будто что-то упускает.
Он приехал в Колдвелл из Йельского Медицинского Колледжа после хирургической резидентуры, и планировал отправиться в Бостон, Манхэттен или Чикаго. Вместо этого, он сделал карьеру здесь, и сейчас прошло уже десять лет, а он находился все еще там, откуда стартовал. Конечно, он добился самого высокого положения, так сказать, спас множество жизней, выучил следующее поколение хирургов.
Но проблема была в том, что пока он съезжал по наклонному спуску на подземную парковку, все достигнутые успехи казались ему бессмысленными.
Ему было сорок пять, по меньшей мере, половина его жизни выброшена в помойку, и что он получил взамен? Квартиру, полную найковских шмоток, работу, которую он изучил вдоль и поперек. Ни жены. Ни детей. Рождество, Новый год и четвертое июля проведенные в больнице… а его мать вынуждена сама отмечать праздники и вздыхать по внукам, которых без сомнений может даже не ждать.
Господи, сколько случайных женщин он трахнул за все эти годы? Сотни. Должно быть так.
Голос его матери прозвучал в голове: Ты так похож на своего отца.
Совершенно верно. Его отец тоже был хирургом. Придерживавшимся политики странствования.
Именно поэтому Мэнни остановил выбор на Колдвелле. Его мать работала медсестрой в отделении интенсивной терапии, чтобы содержать его в школьные годы. А когда он окончил медицинский колледж? Вместо гордости за сына Мэнни увидел на ее лице отстраненность и скрытность… Чем больше он становился похожим на отца, тем чаще он натыкался на этот отсутствующий взгляд матери. Он решил, что проживая в одном городе, они как-нибудь смогут наладить общение. Однако ничего не вышло.
Но с ней было все хорошо. Сейчас она жила во Флориде, в домике на площадке для гольфа, за который он платил, играла с дамами ее возраста, ужинала с командой в бридж, и обсуждала, кто кого оскорбил на благотворительной вечеринке. Мэнни был более чем счастлив, финансируя ее, но этим их отношения ограничивались.
Отец был похоронен на кладбище «Сосновая Роща». Он погиб в автокатастрофе в 1983 году.
Машины - опасные творения.
Припарковав Порше, он вышел и, минуя лифты, направился к лестнице, чтобы размяться; потом по дорожке для пешеходов зашел в больницу, поднявшись сразу на третий этаж. Проходя мимо докторов, медсестер и прочего персонала, он просто кивал им, не замедляя движения. Первым делом он всегда заходил в свой кабинет, но, что бы он ни говорил своим ногам, сегодня они вели его в иное место.
Он направлялся к стационарной палате.
Чтобы проверить пациентов, сказал себе Мэнни, и это было ложью. Пелена в его голове все сгущалась, но он упорно ее игнорировал. Черт, уж лучше туман, чем головная боль… и возможно, дело в гипогликемии, ведь он не поел после тренировки.
Пациент… он искал пациента… без имени. Он не знал имя, но знал номер палаты.
Когда он подошел к ближайшей к пожарному выходу в конце коридора палате, все тело согрела волна тепла, и он обнаружил, что проверяет, ровно ли сидит халат на плечах, а потом проводит рукой по волосам, приглаживая их.
Прокашлявшись, он собрался с духом, вошел внутрь и…
В постели спал восьмидесятилетний мужчина, и он отнюдь не отдыхал, трубки входили и выходили из него, будто он был автомобилем, который прикуривали от аккумулятора.
Тупая боль стучала в висках, пока Мэнни стоял и просто смотрел на мужчину.
– Доктор Манелло?
Раздавшийся позади голос Голдберга стал облегчением, потому что он предоставил ему опору, за которую можно ухватиться… край бассейна, так сказать.
Он обернулся.
– Хэй. Доброе утро.
Брови парня взлетели вверх, но потом он нахмурился.
– Эм… что вы здесь делаете?
– А ты как думаешь? Проверяю пациента. – Господи, все здесь с ума сдвинулись, что ли?
– Я думал, что вы возьмете неделю отдыха.
– Прости, что?
– Так… эм… так вы сказали мне. Когда уходили этим утром. После того… как мы обнаружили вас здесь.
– Ты о чем говоришь? – потом Мэнни махнул на все рукой. – Слушай, позволь сначала позавтракать…
– Время ужина, доктор Манелло. Шесть часов вечера. Вы уехали из больницы двенадцать часов назад.
Теплая волна, которая чуть раньше согрела тело, сейчас водоворотом покинула его, мгновенно сменяясь на холодную струю чего-то, что Мэнни никогда ранее не ощущал.
Ледяной страх окатил его с головы до пят, колени задрожали.
Неловкую паузу прервала суматоха в коридоре: люди проходили мимо в обуви на мягкой подошве, они спешили к пациентам, катили корзины с грязным бельем или бежали на завтрак… поправка, на ужин, конечно же… из комнаты в комнату.
– Я… собираюсь домой, – сказал Мэнни.
Его голос был спокойным и сильным как всегда, но выражение на лице коллеги открыло всю правду: неважно, что он говорил себе насчет улучшения самочувствия, он был уже не тем, что раньше. Он выглядел так же. Да. Его голос оставался прежним. Та же походка.
Он даже пытался убедить себя, что совсем не изменился.
Но что-то случилось в те выходные, и Мэнни боялся, что произошедшее имеет необратимые последствия.