Правого крыла у дома почти не было, а вот левое с входом без двери и остатками каменной лепнины уцелело. Видимо, кран с чугунной бабой не справился с домом, его отправили обратно, а полный снос оставили на потом, которое пока не пришло и уже вряд ли придет, как это у нас часто случается. Поскольку о доме наверняка давно забыли, записав его в бумагах, что он якобы снесен. За что получили зарплаты и квартальные премиии…
Гришку-пройдоху я застал на втором этаже. Там у него и его бомжей было логовище: в большой комнате с одеялом вместо двери имелся камин с отколотыми изразцами, в котором я заметил уголья. Рядом с ним лежала стопка дров: камин явно функционировал, что было огромным везением для всей Гришкиной компании.
Еще им повезло в том, что пол был разобран не везде. Середина гостиной была оголена и щетинилась просмоленными лагами, а вот по периметру комнаты пол сохранился. На него были постелены матрасы, прикрытые разным тряпьем, исполнявшие функцию постелей. Каменные стены возле лежанок были закрыты у кого кусками пенопласта, у кого фанерой или брезентом, в результате чего создавалось впечатление, что у стен стоят плохонькие, но диваны. И вообще, если к такой обстановке применимо слово «уют», то жилище Гришки-пройдохи и его компании было достаточно уютным. На одной из стен гостиной даже висела репродукция полотна Ивана Шишкина «Утро в сосновом лесу». Правда, без багетной рамки. У камина стояли два алюминиевых стола с пластмассовыми столешницами, прислоненные друг к другу. Наверное, бомжи увели их из какого-нибудь уличного кафе. На одном из столов лежали две буханки хлеба в целлофановых пакетах, несколько помидор и луковиц. В алюминиевой плошке блестела соль. Отдельно размещалась посуда: тарелки, ложки и стаканы с кружками. Рядом – котелок, в котором, очевидно, бомжи варили еду. Все чин чинарем. Вокруг столов стояли стулья без спинок и табуреты. Восемь штук…
Гостиная имела три больших арочных окна. Одно, посередине, было наглухо забито досками, а остальные два весьма аккуратно были заделаны кусками органического стекла, соединенными между собой толстой медной проволокой. Если в окна и поддувало, то не очень. На зиму, наверное, все щели затыкались тряпьем, так что жить было можно…
Гостиная была пуста. Все, видимо, ушли на «работу» И только Гришка-пройдоха сидел на складном стульчике возле окна и читал книгу. Когда я подошел к нему, то обратил внимание на название:
«Гримуар Черного Колдовства, или Настольная книга колдуна».
Гришка-пройдоха был настолько увлечен чтением, что, когда я кашлянул, вздрогнул и даже немного подпрыгнул на своем стульчике. И лишь потом вопросительно уставился на меня поверх стареньких очков в треснувшей пластмассовой оправе…
– Я – Старый, – назвался я.
– Да? – закрыл книгу Гришка-пройдоха, оставив палец между страницами. – Я тоже не очень молодой…
– Меня так зовут, Старый, – пояснил я. – Клим сегодня утром говорил с тобой обо мне.
– Да-да, точно. – Гришка-пройдоха открыл «Гримуар Черного Колдовства», заложил нужную страницу карандашом и отложил книгу в сторону. – Водку принес?
– Да, вот, – ответил я и вытащил из кармана бутылку.
Гришка неторопливо поднялся, прошел к столу, достал две ложки, два стакана, миску и нарезал в нее помидоров. Потом отрезал половину луковицы, покрошил ее в помидоры, все посолил и тщательно перемешал. После чего сел за стол и посмотрел на меня:
– Присаживайся.
Я сел. Гришка-пройдоха разлил водку по стаканам, поднял свой, посмотрел через него на свет и, одобрительно кивнув, произнес:
– Ну что, будем?
– Будем, – ответил я.
Мы выпили. Гришка подцепил полную ложку салата и отправил ее в рот. По его лицу было видно, что он испытывает несказанное блаженство. Люди, у которых ничего нет, умеют радоваться мелочам…
– Ты не боись. У нас все чистое… – сказал он, заметив мою нерешительность. – Помидоры с лучком и черным хлебцем… Что может быть лучше? Еще бы маслица подсолнечного малость, тогда совсем ништяк было бы.
– Угу, – промычал я с набитым ртом. Помидоры с лучком и черным хлебцем… Это, и правда, было чрезвычайно вкусно.
Гришка-пройдоха налил еще. Мы выпили, закусили, и только после этого он раздумчиво посмотрел на меня и сказал:
– Давай, спрашивай, что ты хочешь знать-то.
– Меня интересует вагон с евро.
– Всего лишь? – как-то странно посмотрел на меня Гришка.
– Да, всего лишь, – ответил я.
– А зачем он тебе? Живи бедным, хе-хе!
– Надо, – как можно убедительнее проговорил я.
– Ты, часом, не мент? – подозрительно посмотрел на меня Гришка.
– Клим, наверное, уже тебе сказал, что я не мент… – буркнул я. – И не из фээсбэ…
Он глянул мне в глаза, потом потянул носом, словно принюхиваясь, и покачал головой:
– Да, ты не из этих… Я их за версту чую. Тогда зачем тебе знать про вагон-то?
– Ты уже спрашивал, – заметил я.
– Ах, да, надо… Что ж, – Гришка-пройдоха взял нож и положил его передо мной, – тогда – на, держи. Это тебе…
– Зачем это? – посмотрел я на нож.
– Сам себя кончай. Режь себе вены, полосни себя по горлу, харакири сделай, на худой конец.
– Зачем? – спросил я, догадываясь уже, что хочет мне сказать таким демаршем Гришка-пройдоха.
– А затем, что я резать тебя не буду. Поэтому кончай себя, дружочек, сам.
– Ну, кончать себя сам я не собираюсь, – более-менее спокойно отреагировал я. – Да и грех это…
– Вот именно, что грех! – Гришка-пройдоха разлил остатки водки по стаканам. – И я его на душу брать не хочу! Сказать тебе про этот вагон – все равно что взять тебя, да и зарезать на хрен… А я не желаю участвовать в «мокрухе». Так что бери ножик и режь себя сам.
– Понятно, – кивнул я. – Знать об этом вагоне крайне опасно. И те бомжи, кто знал, где он стоит, и попользовался его содержимым, поплатились за это жизнями. Так?
– Так, – ответил Гришка-пройдоха. – Только жизнями поплатились не только бомжи…
– А кто еще? – Я весь обратился во внимание.
Гришка посмотрел на меня, раздумывая, наверное, говорить мне это или не говорить, но слово, данное Климу поговорить-таки со мной, пересилило. И он рассказал мне весьма интересную историю, которую мое воображение раскрасило в надлежащие цвета и дополнило подробностями, которые либо имели место быть на самом деле, либо могли бы быть именно такими, какими я их и описал.
И вот что у нас с Гришкой получилось…
Жил-был в Москве участковый. Точнее, старший участковый уполномоченный капитан полиции Лакшин Александр Александрович, Сан Саныч иначе. Участок его находился в Центральном округе Москвы, в Тверском районе, аккурат недалече от Белорусского вокзала, а его участковый пункт – на улице Новослободской. А поскольку вокзальные бомжи в поисках добычи и пропитания просачивались на его землю, на которой и своих бомжей имелось в полном достатке, приходилось Сан Санычу с ними всяческим образом бороться, а попросту – гнать взашей.