И вдруг я вижу слова, написанные на табличке у входа на пристань:
«Брайтонская пристань».
Несмотря на холод и охватившую меня дрожь, на лбу у меня выступает пот. Теперь все проясняется. Бен привез меня сюда, в Брайтон, на место моей трагедии. Но зачем? Неужели он думает, что я быстрее вспомню, что со мной случилось, если вернусь в город, где меня хотели убить? Пойму, кому это понадобилось?
Я вспомнила, как однажды доктор Нэш предлагал мне приехать сюда и я решительно отказалась.
С лестницы слышны шаги и голоса. Должно быть, долговязый портье ведет Бена сюда, в нашу комнату. Оба несут чемоданы, поднимаясь по лестнице через мудрено расположенные площадки. Скоро он будет наверху.
И что я ему скажу? Что он ошибается и это не поможет? Что я хочу домой?
Иду к двери. Помогу им поднять сумки. Потом буду их разбирать, потом мы ляжем спать, а уж завтра…
И тут до меня доходит. Завтра я снова все забуду. Так вот что лежит в Беновом рюкзачке: фотографии и альбом для вырезок из газет. Ему придется показывать мне их снова, чтобы объяснить, кто он и где мы находимся.
Интересно, а дневник я взяла? И тут же вспоминаю, что да, положила в сумочку. Пытаюсь успокоиться. Суну его под подушку на ночь, завтра найду и прочту. Все будет в порядке.
На лестнице слышится голос Бена. Он дает нашему портье распоряжения насчет завтрака. «Я бы хотел, чтобы еду принесли в номер», — говорит он. На улице вдруг кричит чайка, и я вздрагиваю от неожиданности.
Подхожу к двери и вдруг справа вижу туалетную комнату. Ванна, унитаз, раковина. Но взгляд мой прикован к полу. Он выложен черно-белой плиткой, расположенной по диагонали в виде хаотичного рисунка. Меня охватывает ужас.
Дрожит челюсть, по коже бегут мурашки. Кажется, я даже вскрикиваю.
Я понимаю, что уже видела этот рисунок.
Значит, я помню не Брайтон.
Я уже была здесь. В этой самой комнате.
Открывается дверь. Я молча смотрю, как Бен входит в номер, но в голове у меня полный хаос. Значит, в этом самом номере на меня напали? Почему он не сказал мне, что мы едем сюда? И вообще как так можно — сначала скрывать, что на меня напали, а потом привезти в то самое место, где это случилось?
Я вижу портье — он стоит за дверью, я хочу позвать его, попросить остаться, но он уже повернулся, чтобы уйти, и Бен закрывает за ним дверь. Мы остаемся вдвоем.
Он смотрит на меня.
— Все хорошо, любовь моя?
Я киваю и отвечаю «да», но это «да» точно вырвано из меня силой. Где-то внутри меня шевельнулась ненависть.
Он берет мою руку. И сжимает ее — чуть сильнее, чем нужно. Недостаточно сильно, чтобы причинить боль, но с каким-то нехорошим намеком.
— Точно?
— Точно, — повторяю я. Зачем он это делает? Ведь наверняка знает, где мы и что все это значит. Он спланировал это с самого начала. — Да, все в порядке. Просто немного устала.
И тут меня осеняет. Доктор Нэш! Наверняка он в этом замешан. Иначе зачем Бену — после стольких лет, в течение которых он мог бы, но не делал этого — привозить меня сюда?
Наверное, они общались. Может, Бен позвонил ему, когда узнал, что мы видимся. И в последнюю неделю, о которой я вообще ничего не знаю, у них созрел план?
— Может, тебе прилечь? — предлагает Бен.
Я слышу свой голос:
— Да, пожалуй.
И направляюсь к кровати. А может, они все это время общались? Что если доктор Нэш солгал и об этом? Я представила, как он, попрощавшись со мной, сразу же звонит Бену и рассказывает, какие у меня успехи.
— Вот и умница, — говорит Бен. — Я схожу за шампанским. Тут, кажется, есть магазин недалеко. — Он улыбается. — А потом присоединюсь к тебе.
Я поворачиваюсь к нему, и он меня целует. На сей раз долгим поцелуем; касается моих губ, гладит волосы, спину. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вырваться. Рука его спускается ниже и замирает на моей ягодице. У меня перехватывает дыхание.
Значит, нельзя доверять никому? Даже собственному мужу. Человеку, который утверждал, что хочет мне помочь. Они сделали это вместе: выбрали день — не спросив меня! — когда, по их мнению, я буду готова вспомнить главный кошмар своего прошлого.
Как они могли? Как они могли?!
— Давай. — Я слегка поворачиваю голову и легонько толкаю его, чтобы он отпустил меня.
Он поворачивается и уходит. «Только запру дверь, — говорит он, затворяя ее за собой. — Мало ли что…» Я слышу, как снаружи в замке поворачивается ключ, и начинаю паниковать. Он правда собрался за шампанским? Или пошел встречать доктора Нэша? Не могу поверить, что он привез меня в этот номер, не спросив моего согласия. Снова ложь — будто ее было мало.
Я сажусь на краешек кровати, сцепив руки. Мне никак не удается успокоиться и сосредоточиться на какой-то одной мысли. Они носятся на бешеной скорости, точно в лишенном памяти уме для каждой остается слишком много свободного места, чтобы нормально расти и двигаться, сталкиваясь с остальными, высекая снопы искр, и лететь дальше.
Я встаю. Чувствую, как во мне кипит гнев. Становится тошно от мысли: вот сейчас он придет, мы выпьем шампанского, ляжем в постель. Мерзко даже представить, как его кожа касается моей, как его руки ищут в ночи мое тело, гладят, сжимают, обнимают… Как я могу ему отдаться, если той меня совсем не осталось?
«Я могу вынести все, — думаю я. — Все. Но не это».
Не могу оставаться здесь, в этой комнате, где погибли все мои надежды на будущее, где меня хотели лишить самого главного. Я пытаюсь рассчитать, сколько у меня времени. Десять минут? Пять? Подхожу к чемодану Бена и открываю его. Не знаю, не думаю, зачем мне это, что и как я собираюсь делать, но мне надо что-то придумать, пока Бен не вернулся и все снова не превратилось в пыль. Должно быть, я хотела найти ключи от машины, выбить дверь и бежать на улицу, под дождь, в машину. Не зная толком, смогу ли я водить, я просто хотела убраться отсюда как можно быстрее, прочь, прочь.
Или я полезла туда в поисках фотографий Адама? Я знаю, что они там, возьму всего одну и убегу из этого номера. Буду бежать, бежать, бежать, а когда бежать не останется больше сил, позвоню Клэр или кому-нибудь еще, и скажу, что больше так не могу. И попрошу помощи.
Сунув руку поглубже, нащупываю что-то, сделанное из металла и пластика. Что-то мягкое. И конверт. Достаю его с мыслью, что там фотографии, что это тот самый конверт, который я находила дома, у него в кабинете. Должно быть, я сама запихнула его в сумку мужа, когда ее складывала. Переворачиваю конверт лицевой стороной к себе и читаю: «Конфиденциально». Не думая, разрываю его, достаю содержимое.
Бумага. Много-много страниц. Они мне знакомы. В тонкую голубую линейку, с красными полями. Такие же страницы в моем дневнике — в книге, которую я сейчас пишу.