Варвара оперлась руками о пол и, стоя на четвереньках, стала раскачиваться с рычанием и хохотом. Она не знала, что это атака лишенца. Она думала, это все ее собственное.
— Назад! Вы ее убъете! — крикнула седьмая тень.
— Она умрет сама! Она не умеет защищаться! Не знает, где искать помощь! Она наша, — ответили шесть теней.
Их голоса звучали у Варвары в голове, путаясь со страшными образами и дикими желаниями.
— Я не отдам, ее вам! Прежде я хочу услышать ответ Арея!
— Ты нам не помешаешь! Нас больше! У нас крыло валькирии!
— Могу помешать! Я уйду в Тартар, и вы уйдете со мной. Мы одно целое. Назад!
Шесть теней зашипели и спутались в клубок вокруг одной. Варвара посмотрела на свою руку, не понимая, что в ней. В ладони был осколок кирпича, который она зачем-то кусала и оцарапала губы.
Варвара встала и пошла, опираясь о Добряка. За ней, едва различимая, текла седьмая тень, а после, слитые вместе и более плотные, еще шесть…
* * *
Триста пятьдесят… триста пятьдесят один…
Варвара шла и считала шаги. Когда считаешь, не так больно. Еще, когда считаешь, можно ни о чем не думать. Но все же не думать она не могла. Интересно, догадывается ли кто-то, что она идет под невидимым конвоем призрака и всякий раз, когда пытается сделать шаг не туда, ее пронзает нечеловеческая боль?
Триста девяносто восемь… триста девяносто девять…
Тени следовали за ней. Оборачиваться было запрещено — за это жалили болью. Скосив глаза в витрину, Варвара сумела разглядеть за своей спиной нечеткую тень, которую больше, кроме нее, никто не видел. Люди расступались. Пугались страшного, грязного, застывшего лица Варвары. Один Добряк остался рядом. Надежный, долговязый, похожий на тощего пони Добряк.
— Наркоманка! Убивать таких надо! — прошипел кто-то из прохожих.
Добряк зарычал и щелкнул зубами, располосовав штанину или, может, чулок. Слов он не понимал, зато понимал интонации.
Варвара споткнулась. Лишенцу это не понравилось, и ее пронзила раскаленная игла. Кажется, Варвара потеряла сознание, но на мгновение. Она даже не упала, только мотнулась вперед. Все же Варвара сбилась со счета и стала считать заново.
Один… два…
Она не сделала еще третьего шага, а в сознании у Варвары уже ясно прозвучала мысль. Ее собственная.
«А ведь я веду их к Арею! Я его предаю!»
Мысль эта, догнавшая ее, была так ужасна, что Варвара даже попыталась остановиться, но, вывернутая наизнанку болью, послушно продолжала переставлять ноги. Мимо, выпущенное светофором, пронеслось стадо автомобилей. Варвара проводила его взглядом.
«Ах так! Ну ладно! Я брошусь под машину, и они ничего не получат. Главное, чтобы Добряк не бросился за мной», — подумала она.
С точки зрения любого ханжи, Варвара была человеком, свободным от образования. В школе она училась урывками и знания получала только те, от которых не удавалось увильнуть. Но все же была и у нее слабость — картины. Человек, которому снятся цветные сны, не может их не любить, а Варваре еще и повезло с учительницей по изо, тихой старушкой, которая целый год дважды в неделю приглашала ее домой, кормила, заставляла мыться, учила рисовать и показывала репродукции. Потом старушка заболела, дети куда-то увезли ее, на чем художественное образование Варвары завершилось.
Среди множества картин Варваре запомнилась одна. Война на Балканах. Армия идет по грязи, а на пути у пушек — яма. Колеса не могут ее переехать. И вот солдаты ложатся живым мостом, а пушки едут по их телам. Максимально простая жертва. Больше, чем в бою. В бою все-таки можно на ярости выплыть, на вспышке, просто на приказе, а тут жертва — простой, ясный, неадреналиновый подвиг.
Больше Варвара шагов не считала. Шла и слушала, как нетерпеливо блеет за ее спиной автомобильное стадо. В стаде выделяется один голос — высокий, повизгивающий. Варвара уже чувствовала, что это маленький и злобный спортивный автомобильчик, водитель которого, томясь в общей куче, нетерпеливо поигрывает педалью газа.
«Под него и брошусь!» — решила она, и пальцами левой руки сильно сдавила загривок Добряка, запустив в него ногти.
Пес удивленно скульнул, задрав морду. Он не понимал, в чем дело. Он не сделал ничего достойного наказания. Или опять эти знаменитые человеческие «настроения»? Варвара рванула его за ухо.
— Вон пошел, падаль! Вон! — зашипела она и, не сбиваясь с шага, врезала ему по морде коленом.
Ей важно было обидеть Добряка, чтобы он не кинулся за ней и не погиб. Добряк зарычал и отскочил. Есть! В следующую секунду, разорвав паутину боли, Варвара прыгнула на дорогу. Вторая волна боли нагнала ее, когда она пронеслась метра три, до середины дороги, и повернулась к круглым, даже днем включенным фарам маленькой синей машины. Фары были близко, совсем близко…
Автомобиль уже гудел и визжал тормозами, но Варвара знала, что слишком поздно. Она остановилась и закрыла глаза. Секундой позже что-то сбило Lee с ног, сильно толкнув в живот. Где-то над ней пронесся автомобильный гудок. Волна горячего воздуха толкнула Варвару в лицо. Что-то мокрое и липкое проникло ей в ухо, а потом покинуло его и стало подлезать под ухо снизу.
Варвара открыла глаза. Странно: лежать и не ощущать грызущей боли. Теперь Варвара знала, что такое счастье: это когда нет боли. Над ней склонилась не самая стерильная в мире морда Добряка. Видимо, он и сбил ее с ног, врезавшись в живот. Боднув Добряка лбом, Варвара стала искать глазами автомобиль, который должен был сбить ее, но почему-то не сбил. У нее даже мелькнула мысль, что он как-то отвернул в сторону, но тут она увидела его. Подброшенный на два с половиной метра, синий автомобиль устроился на крыше киоска «Пресса». Из-под капота у него валил дым. Остальное автомобильное стадо, лишившись вожака, притихло и остановилось. Из некоторых машин уже лезли люди.
Между Варварой и машинами покачивались седьмая тень. Другие наплывали со стороны дороги. Ощущалось, что они очень злы. И Варвара уже знала, что это будет значить лично для нее.
— Вставай! Я могу защитить тебя от машины, но от них нет! — приказала седьмая тень.
Варвара попыталась нашарить тесак, но ножны были пусты. Она так и не вспомнила, где его потеряла.
— Пусть делают, что хотят! Я никуда не пойду! Седьмая тень шевельнулась, как ткань, на которую подуло сквозняком.
— Ты жива только потому, что я им не позволял. Но они почти уже меня не слушаются, — грустно произнесла она.
— Не встану! — упрямо повторила Варвара.
Уловив в ее голосе тревожную интонацию, Добряк приготовился к бою. Кожа на его морде сложилась гармошкой. Губы поползли вверх, обнажив белые клыки. От шести теней отделилась одна и протянула к Варваре мутно-прозрачную руку. Указательный палец дрожал как щупальце. В самом краю, у ногтя, алой точкой пульсировала боль.