— А Леонид Ильич? Он так не согласится!
— А как он согласится? Чтобы ты с ним жила, согласится?
— Зачем с ним? Он в Белгороде будет жить, и мы рядом.
— Может, в одном доме будем жить?
— Можно и так, — не уловив подвоха, кивнула Оксана.
— Может, и спать в одной постели будем? — желчно хмыкнул Павел.
— Что ты такое говоришь? — Она оторопело уставилась на него.
Он вспомнил, как Оксана бросила его в блоке для долгосрочных свиданий. Он обидел ее, и она уехала. И сейчас она могла послать его далеко-далеко, а это его не устраивало.
— Ну, прости! — Павел взял девушку за руку, притянул к себе.
— Больше так не говори! — Она дернулась, но не вырвалась, хотя и могла.
— Не буду.
Павел расстегнул молнию на ее платье.
— Не надо.
— Почему?
— Тебе нельзя долго… — Она провела рукой по его шрамам на груди.
Затем взяла мочалку, намылила Павла, а потом подала ему душевую лейку. Дальше он сам…
Оксана ждала его на кухне. Они не виделись всего пять-десять минут, а она успела сменить платье на шелковый халат. И сама стала как шелковая. Девушка усадила Павла за стол, подала стопку, а когда он выпил, села к нему на колени.
— У меня к тебе очень важный разговор… Очень-очень…
— Говори, — сказал он, распахнув полы ее халата.
— Скажу… Обязательно скажу… — Оксана перешла на страстный шепот.
Взгляд ее затуманился, губы затрепетали. Поплыла девочка… Павел понял, какой разговор она ему предлагала. Что ж, он совсем не прочь поговорить с ней на языке тела. Она плотно села на него, задвигала бедрами в такт его движениям. Павел ускорил темп, но ее руки крепко сжались на его шее.
— Не надо быстро, — прошептала она.
— Кто-то умер? — тихо спросил он.
— Нет, как раз наоборот…
— Это ты о чем?
— Я беременна… Уже второй месяц…
— Что?! — встрепенулся Павел.
Но Оксана утопила его в своих объятиях.
— Еще можно… Еще долго можно… — шептала она. — Только не надо сильно. И не торопись.
Павел должен был остановиться, но не смог этого сделать — слишком уж он соскучился по своей Оксане. Да и второй месяц — это не первый. Полтора месяца назад они прощались с Оксаной в тюремной больнице. Его выписывали, он уходил обратно в зону, а она уезжала домой. А прощались они страстно и бурно. Оксана отдавалась ему тогда как будто в последний раз.
Ребенка выносить — не так-то просто. Это в каменном веке все шло своим чередом, а сейчас это целая наука. За развитием плода следить надо — наблюдаться, консультироваться, поэтому и пришлось Павлу везти Оксану в поликлинику. На прошлой неделе она сдавала анализы, сейчас у нее по плану смотровой кабинет, консультация. А Павел наблюдает за обстановкой: он сейчас не столько за личного водителя, сколько за охранника. Маркел пока не дает о себе знать, но Павел иллюзий на этот счет не строит.
Две недели уже прошло с тех пор, как он вернулся, и у него все впорядке. Правда, работы нет, но это его пока не волнует. Отдохнуть надо после зоны, сил и энергии поднабраться. Реабилитационный период у него, да и надо думать, чем заняться в недалеком будущем, в какое дело вложиться. И он старается размышлять над этим постоянно, чтобы дурные мысли в голову не лезли. Старается, но не всегда это получается.
Они были в доме у Панкова, куда Оксана так рвалась. Ей нужен был Илья, и эта любовь была взаимной. Мальчишка называл ее мамой и постоянно спрашивал, когда она вернется. И сам Панков смотрел на Оксану с затаенным чувством. И любовь во взгляде, и ревность. К Павлу ревность… Жил себе мужик с Оксаной в любви и согласии, а тут вдруг облом. Но ведь жил, и детей, возможно, наживал. Может, Оксана вынашивает в себе чужого ребенка, а Павел таскается с ней по больницам, как дурак.
— Здорово, мужик!
Павел вздрогнул, увидев перед собой Маркела. И скривился — с досадой и неприязнью. Сам себе голову заморочил, потому и прозевал появление этого беса…
Маркел не один. С ним здоровенные «быки» в кожаных куртках. И сам Маркел в коже — мощный, внушительный. Он улыбался, но в глазах ледяная пустыня. От него веяло смертельной угрозой, поэтому люди из очереди пугливо расходились. А там женщины в положении, их мужья, но никто не возмущался, как будто все понимали, к чему высказанное вслух неудовольствие может привести.
— Чего тебе нужно? — Павел исподлобья посмотрел на Маркела.
Он и сам понимал, чем для него может закончиться эта встреча, но переживал не столько за себя, сколько за Оксану. Она ведь должна скоро появиться, а тут Маркел. Его могут пристрелить, а ее — увезти.
— Да вот, узнать хочу, кто там у нас, мальчик или девочка, — сказал Маркел.
— Узнавай.
— Сейчас Оксана выйдет, и узнаю.
Павел дернулся, но Маркел и не думал отступать. Непонятно, каким образом в его руке появился ствол — то ли он его из-за пояса неуловимым движением вытащил, то ли из рукава. Но пистолет был нацелен Павлу в лоб. И кто-то из «быков» достал волыну и приставил ствол к его виску. В толпе посетителей послышалось возмущенный ропот, но бандитов это ничуть не смущало. У них все схвачено, им бояться нечего.
— Нехорошо, Камень. — Маркел укоризненно покачал головой. — А я с тобой как с лагерным кентом поговорить хотел, а ты дергаешься. Как дела, мужик? — Он сам спрятал пистолет, и его «бык» повторил за ним.
— Без тебя было бы лучше.
— Да ладно тебе!.. Ты вон с Оксаной сколько жил, и ничего. И в зону она к тебе ездила, тоже ничего. А мы с ней разок пообщались, и все, лялька готова!..
Павел снова шагнул к Маркелу, но ствол опять уперся ему в голову. Стоящий от него справа парень очень быстро выхватывал пистолет. А «бык» слева от Павла готов был обрушить на него пудовые кулаки. Павел мог наплевать на все и грудью броситься на амбразуру. Но какой от этого толк? Пулемет он не заткнет, а умирать просто так на глазах у толпы глупо. А могут и в замес пустить — собьют с ног и запинают до полусмерти. Уж лучше смерть, чем такой позор.
— Слышь, Камень, я знаю, ты мужик суровый, — сказал Маркел, с глумливой ухмылкой глядя на него. — Как танк на минное поле прешь. Я мог бы тебя прямо здесь завалить, а нельзя. Я ведь слово себе дал, если выживешь, я тебя больше пальцем не трону… Не смог тебя Шурыга взять. Значит, и я не трону. Я ведь даже извиниться могу. Мы же с тобой одну зону топтали, значит, ближе, чем земляки. А я Шурыгу в тебя запустил. Виноват, не должен я был этого делать. Но извиняться не буду. Моя компенсация там, — Маркел кивнул на дверь, за которой находилась Оксана. — Сам детей не можешь иметь, а я тебе помог, пользуйся.