– Это кто?
– Жена Ивана... Она вчера родила сына.
– Скажи, погиб как нормальный мужик, – ответил он. – Весело...
Что-то хотел сказать еще, но она вдруг вцепилась в его плечо, уткнулась лицом – неподвижный, безучастный, он напрягся до каменной твердости.
– А мы пока играем в войну, – процедил он сипло и зло. – И не можем ее задавить...
Надежда беспомощно шмыгнула носом.
– Туда надо газ пустить... Чтоб все мгновенно уснули. Войти потом и перестрелять террористов...
Он медленно повернулся, спросил глухо:
– Сама... придумала?
– Это не я, это Рита придумала. У вас же есть какой-нибудь усыпляющий газ? Или нервно-паралитический?
– Какая Рита?
– Дочь Ивана Беспалого.
– А кто она?
– Девочка, двенадцать лет... Хотела, чтоб я сказала об этом президенту.
Он тряхнул головой и вскочил.
– Уже дети догадались! Кто еще знает про газ?
– Никто, это наш секрет.
Андрей вытер пот со лба.
– Теперь я не могу тебя отпустить... До конца операции.
– Не отпускай меня, Сережа! – Она тоже вскочила и повисла у него на шее. – Пожалуйста, не отпускай.
Он как-то обреченно обнял ее.
– И что мне с тобой делать?
– Танцевать... У нас целых полчаса!
Андрей поцеловал ее, снял маечку...
Игорь Александрович шел по железнодорожным путям. Впереди бежал фокс.
Грузовые и пассажирские поезда с грохотом проносились взад-вперед, обдавая ветром. Он уверенно шел по шпалам, время от времени уступая составам дорогу.
На стрелке остановился: слева горел красный семафор, справа – зеленый.
Мимо прошли путевые рабочие с фонарями.
Он двинулся на зеленый свет...
И в тот же миг его заслонил грохочущий состав.
Когда последний вагон проскочил стрелку, старик с посохом был уже далеко...
Они спали, обнявшись, на узком диванчике.
Смутно видны были лишь очертания их сомкнутых, свитых фигур. И только безвольно упавшие, с переплетенными пальцами руки да рассыпавшиеся до пола ее волосы были подсвечены ярким веером лучей, падавших из-под двери.
На изогнутом подлокотнике висели наушники и микрофон.
И вдруг из наушников, словно будильник, послышались короткие, прерывистые и назойливые сигналы. После чего искаженный, равнодушно-механический голос произнес:
– Сапсан – через две минуты на исходный.
Рука Андрея подтянула микрофон.
– Понял...
– У тебя есть еще одно имя? – спросила Надежда, оставаясь неподвижной. – Сапсан – это что? Птица?
Он сел, удерживая ее на руках.
– Это позывной... Мне пора!
Андрей поцеловал ее в лоб, стремительно натянул брюки, вбил ноги в тяжелые ботинки.
Надежда встала на колени и начала их шнуровать, пока он натягивал свитер.
Он успел одеться и вооружиться, пока она завязывала шнурки.
Надя, стоя на коленях, обняла его ноги...
– Все, я пошел, – сказал Андрей, однако был не в силах двинуться с места и разорвать ее объятия.
– Не улетай от меня, сапсан!
– Через два часа мы закончим тренировки, – успокоил он. – Здесь никого не будет. Уйдешь через центральный выход. А теперь отпусти меня.
– Отпущу, если вернешься.
Андрей молчал, и она разжала руки.
– Тебя ничем не удержать...
Он смотрел сверху, в самом деле напоминая большую ловчую птицу, и не двигался.
– Закройся изнутри!
Дверь открылась – в образовавшуюся щель упал сноп света из коридора – и закрылась.
Надежда стояла на коленях, будто молилась...
В четвертом часу утра ОМОН притомился и притупил бдительность. Народ практически удалили за вторую линию оцепления, и по темной улице бродили милиционеры, какие-то люди в гражданском, телеоператоры пытались взять у кого-то интервью.
Илья со старым чекистом стояли совсем близко от оцепления, укрывшись за машиной «скорой».
Три омоновца сошлись вместе – курили, разговаривали, и образовалась неширокая брешь: путь к театральному центру заслоняло лишь переносное ограждение с полосатой лентой.
Илья достал фляжку, сделал несколько глотков, сунул ее чекисту в руки и надел на голову белую шапочку.
– Илья Николаевич? – тоскливым громким шепотом позвал тот.
Сердюк махнул рукой и двинулся к ограждению неторопким шагом, вразвалку.
Два омоновца стояли к нему спиной, но третий все видел.
На его глазах Илья приблизился к ограждению и облокотился. Омоновец сказал что-то своим товарищам, и те обернулись...
В этот момент он перескочил преграду и пошел по асфальту, на ходу доставая фонарик.
– Куда? Стоять! – запоздало и негромко воскликнул омоновец, но остался на месте.
Илья включил фонарик и шел уже скорым шагом.
За его спиной у ограждения вмиг сбилась группа человек в десять милиционеров и гражданских. Но Илья уже был далековато, чтобы догнать и вернуть его...
Чекист выглядывал из-за машины...
Театральный центр наплывал как корабль.
Илья шел, чуть втянув голову в плечи и ожидая выстрелов с обеих сторон, и едва удерживался, чтобы не оглянуться.
До заветных дверей оставалось совсем немного, когда он споткнулся на выбоине в асфальте и, удерживая равновесие, с маху оперся рукой о багажник машины.
Завыла сигнализация, замигали тревожные желтые огни.
Он отпрянул в сторону и на секунду остановился – ничего страшного не произошло.
Из освещенного фойе, спрятавшись за колонну, за Ильей наблюдал боевик в камуфляже и маске.
Автомат был наготове, и палец на спусковом крючке...
Он увидел белую шапочку, хорошо различимую в темноте, и зеленое пятно фонарика.
Поднес радиостанцию к уху, сказал что-то на чеченском...
Илья не мог его видеть, и потому ему казалось, что в фойе никого нет. Он приблизился к стеклянной двери, потянул за ручку – открыто...
Помедлив, распахнул дверь, и сразу в живот ему уперся автоматный ствол.
Он снял и протер очки...
Надя стояла у двери и долго прислушивалась – в коридоре все стихло, и можно было уходить.
Она открыла замок, осторожно выглянула: яркий свет резал глаза и вплывал в комнату вместе с дымом...