– Тебе наливать? – кротко спросила она, улучив паузу между двумя гневными фразами.
– Наливать, – буркнул Юра. – Вот ты мне объясни, зачем все это?
– Что – это?
Настя насыпала в чашки кофе, бросила по два кусочка сахара и налила кипяток.
– Формулируй четче, солнце мое незаходящее, а то под руинами твоих бурных эмоций уже ничего не найдешь.
Коротков внезапно остановился посреди кабинета и громко расхохотался.
– Аська, все-таки я тебя обожаю. Ты – единственный человек, который умеет справляться с моим настроением одним движением пальца. Как у тебя это получается?
Она улыбнулась и протянула ему чашку.
– По наитию. Я же тебя много лет знаю. Бери осторожнее, чашка горячая. Так что ты хотел спросить?
– Я хотел спросить, зачем эта фантастическая команда напрыгнула на нашу Танюшку?
– А ты не понял? Деньги, Юрик. Огромные деньги, которые можно делать, став единоличным издателем ее книг. После нашего вчерашнего разговора Таня позвонила своим издателям в Питер, и выяснилось, что совсем недавно к ним приходил некий журналист какой-то заштатной зауральской газеты, о которой в Питере никто и не слыхивал, и очень интересовался личностью популярной писательницы, ее тиражами и гонорарами. И пока мы в кабинете Колобка изображали новгородское вече, наш друг Коля Селуянов навел справочки. Нет такой газеты. В природе не существует. Отсюда ясно, что команда, как мы ее условно назовем, интересуется Татьяной именно как писателем. И еще один момент. Танины издатели по ее просьбе никому не говорят о том, что она работает следователем. Когда-то давно из этого секрета не делалось, но потом Таня поняла свою ошибку и с тех пор она для своих читателей просто писательница Томилина. А о том, что говорилось раньше, все уже как-то подзабыли. И наша с тобой, Юрочка, таинственная команда этого не знает. Отсюда и все их ошибки.
– Почему ты думаешь, что они не знают?
– Они бы к ней не сунулись, если бы знали. Это же очевидно. Но тут есть еще один хитрый момент. Эта команда – не мафиозная структура. И это вселяет надежду. Мафию обмануть трудно, потому что у нее всюду есть свои люди и постоянно идет утечка информации. А у нашей с тобой команды своих людей в правоохранительной системе нет. Поэтому они и про Таню не узнали. Они на нее вышли просто как на писательницу, которая может приносить доход. Попытались довести ее, что называется, «до ручки», чтобы потом взять под свое крыло, обаять, обласкать, приручить, вызвать чувство глубокой и непреходящей благодарности до самой смерти и накрепко связать с собой. В том числе и все права на все книги получить. Пожизненно.
– Ну хорошо, ты меня убедила. А Уланов? Он-то им зачем понадобился? У него что, миллионы долларов в заначке спрятаны?
– Похоже, что нет, – покачала головой Настя. – Судя по разговору с его женой, они люди состоятельные, но не настолько, чтобы ради этих денег заваривать такую сложную и многокомпонентную кашу. Тут доходы ненамного превысят расходы. Представь себе: Андреева с Бондаренко убить, человека нанять, который будет изображать киллера, охотящегося за Улановым, до этого еще разобраться с Инессой и с Готовчицем, потом убить Юлию, заказать публикации в десятке изданий… А ведь надо еще постоянно взятки давать. Что ты на меня так смотришь? Да-да, дружочек, обыкновенные банальные взятки. Меня сразу насторожило, что супругов Улановых развели в течение суток. И я попросила Мишеньку Доценко поехать в загс по их месту жительства и обаять там заведующую. Она, конечно, не призналась, что ей дали на лапу, но то, что были ходатаи, не отрицала. Причем ходатаи, как она сказала, не из властных структур, а просто пришел человек, который так просил, ну так просил, что отказать было невозможно. Это же все денег стоит, и немалых. Я допускаю, что команде не нужно каждый раз нанимать новых исполнителей, у нее есть свои штатные взломщики, штатные убийцы и даже штатные «наружники», но тогда это должна быть очень богатая организация. А она не может быть очень богатой, если гоняется за копейками. С Улановым что-то совершенно непонятное. Надо с ним разговаривать. А я не знаю как. Нужно заставить его рассказать о Лутове. А для этого нужно каким-то образом заставить его преодолеть свою личную преданность этому человеку. Есть, правда, вариант…
Юра поставил чашку на стол и потянулся за сигаретой.
– Тебя что-то смущает? – спросил он.
– Смущает. Я так никогда не работаю.
– Понял, – усмехнулся он. – Ну что ж, когда-то надо начинать. Не все тебе в девках-то ходить, пора и замуж собираться.
* * *
Я так и не смог вернуться домой. После того, что мне рассказала Каменская, я не смог прийти как обычно и посмотреть Вике в глаза, привычно видя за ее покорностью и покладистостью проявление чувства вины за желание убить меня. Бедная Вика, что ей пришлось вытерпеть за последние недели! Наверное, я трус, но я не смог встретиться с ней. Ночевать я поехал к матери, и даже ее сумасшествие казалось мне в тот момент более приемлемым, чем общение с Викой, которую я смертельно оскорбил ни за что ни про что. Вышла ошибка, чудовищная ошибка, заставившая меня подозревать жену во всех смертных грехах. И как теперь выкарабкиваться из этой ямы? Господи, как хорошо, что в моей жизни есть Лутов! Надо только потерпеть еще несколько дней, пока не будут окончательно завершены формальности с документами, потом быстро решить вопрос с квартирой матери и с теми, кто будет за ней ухаживать, и все. Можно обрывать концы. Меня примет кризисный центр, я буду работать, и мне не придется ежедневно видеть Вику и испытывать при этом непереносимое чувство вины перед ней.
В тот вечер, придя с Петровки прямо к матери, я позвонил Вике и предупредил, что ночевать не приду.
– Родственники твоей невесты наконец разъехались? – осведомилась она, впрочем, без малейшей враждебности в голосе.
– Да, – малодушно солгал я. – Теперь я буду жить здесь.
– А как же твои вещи? Разве ты не будешь их забирать?
– Заберу как-нибудь при случае, – отмахнулся я.
– Если тебя будут искать, что говорить?
– Спрашивай, что передать. Я буду позванивать тебе.
Вика не спросила, по какому телефону можно со мной связаться, и я был этому рад.
Три дня после этого я приходил по вечерам к матери, выслушивал ее бесконечные монологи о врагах, которые стремятся извести на корню всех русских в России, но все равно это было лучше, чем Викино покорное молчание. Мать хоть и сумасшедшая, но не совсем безумная, поэтому у нее сразу возник вопрос, а почему, собственно, ее сын не ночует дома. И поскольку сын не смог придумать более или менее сносное вранье, то после монологов об антирусских настроениях в правительстве на мою голову выливались не менее длительные и эмоциональные монологи о том, какая сука и проститутка моя жена Вика, какая плохая она хозяйка, совершенно за мной не ухаживает и ни капельки меня не любит.