– Вероятно, она уже догадывалась, – сказала Изабелла.
– Упаси бог! Мне отвратительна даже мысль о такой возможности. Я ожидал, что для нее это будет известным потрясением, но то, как моя дочь приняла эту новость, доказывает, что она – олицетворение благовоспитанности. Следовательно, все обстоит так, как я и хотел. Завтра, когда она принесет вам поздравления, вы сможете убедиться в этом сами.
Назначенная на завтра встреча состоялась в доме графини Джемини, куда Пэнси и была препровождена своим отцом, знавшим, что Изабелла будет там непременно с ответным визитом: графиня уже приезжала в Каза Тачит поздравить свою будущую невестку, но не застала ее тогда дома. Как только Изабеллу проводили в гостиную, появилась Пэнси со словами, что тетушка сейчас выйдет. Пэнси предстояло пробыть весь день у этой дамы, считавшей, что девушка уже достигла того возраста, когда ей пора научиться держать себя в обществе. Изабелла, находившая, что племянница могла бы с легкостью преподать своей тетушке урок хороших манер, получила возможность еще раз в этом удостовериться, пока дожидалась вместе с Пэнси появления графини. Отец девочки год назад принял в конце концов решение послать ее в монастырь, чтобы с помощью святых сестер придать законченность всем ее совершенствам, и мадам Катрин, исходя из убеждения, что Пэнси предназначена для света, должным образом ее к этому подготовила.
– Папа сказал мне, что вы любезно согласились выйти за него замуж, – промолвила ученица этой достойной женщины. – Как это чудесно! По-моему, вы очень подходите.
– По-вашему, я вам подхожу?
– Мне – просто необыкновенно! Но я хотела сказать другое: вы и папа очень друг другу подходите. Оба вы такие серьезные, спокойные. Конечно, вы не такая спокойная, как он или хотя бы мадам Мерль, но зато вы спокойнее, чем многие. Он ни за что, например, не ужился бы с такой женой, как моя тетушка: она вечно суетится, волнуется, а уж сегодня особенно. Когда она придет, вы сами это увидите. В монастыре нас учили, что нельзя судить старших, но, если судишь о них хорошо, мне кажется, в этом нет греха. Вы будете папе чудесной подругой.
– Надеюсь, и вам тоже, – проговорила Изабелла.
– Я нарочно начинаю с него. Я ведь вам еще в тот раз сказала, что я о вас думаю. Вы сразу мне понравились. Я восхищаюсь вами. Мне кажется, для меня большое счастье всегда видеть вас. Вы будете служить для меня образцом; я постараюсь во всем вам подражать, хотя мне, наверное, это не удастся. Я очень рада за папу, – одной меня ему было мало; если бы не вы, даже и не знаю, как бы он получил то, что ему нужно. Вы будете моей мачехой, но мы не станем вас так называть. Го-Еорят, они злые-презлые, а я не думаю, что вам когда-нибудь захочется ущипнуть меня или хотя бы дернуть за руку. Так что выходит, мне нечего бояться.
– Милая моя Пэнси, – проговорила Изабелла ласково, – я постараюсь быть вам всегда добрым другом.
У нее вдруг ни с того ни с сего возникло ощущение, что в один прекрасный день это может понадобиться, и почему-то привело в дрожь.
– Чудесно! Тогда я могу ничего не бояться, – откликнулась Пэнси со своей неизменной готовностью. Как же они ее вышколили, эту девочку, – как ей, должно быть, страшно было кому-нибудь не угодить!
Ее описание тетушки оказалось очень точным: никто при виде графини Джемини, когда она вошла в гостиную, не сказал бы, что ее крылья опущены. Она появилась, распространяя в воздухе трепет, и, словно выполняя древний ритуал, поцеловала Изабеллу сначала в лоб, затем в обе щеки. Усадив свою гостью на диван, она, склоняя голову то вправо, то влево, поглядывала на нее и без умолку говорила, – казалось, сидя перед мольбертом с кистью в руке, она накладывает продуманные мазки на полузаконченные фигуры.
– Если вы ожидаете услышать от меня поздравления, прошу вас заранее меня извинить. Правда, вам, наверное, все равно, поздравлю я вас или нет; ведь вы так умны, что вам полагается быть выше всех этих мелочей. Но мне не все равно, я не люблю привирать, разве что когда этим можно добиться чего-то уж очень стоящего. Но я не вижу, чего бы я могла добиться от вас, – тем более что вы мне еще и не поверите. Словом, я на это не мастерица – как не мастерица делать бумажные розы и абажуры с воланами. Мои абажуры мигом сгорят, а мои розы, как и мое вранье, покажутся весьма неправдоподобными. Если говорить обо мне, то я очень рада, что вы выходите замуж за Озмонда, но не намерена притворяться, будто я рада за вас. Вы блестящи – о вас никто иначе не говорит – вы богатая наследница, вы хороши собой и при этом еще оригинальны, ничуть не banal, [132] поэтому я страшно рада, что вы войдете в нашу семью. Как вам известно, мы из хорошей семьи, Озмонд вам, наверное, об этом говорил; наша матушка была весьма выдающейся личностью – ее называли американской Коринной. Правда, на мой взгляд, мы ужасно опустились, – надеюсь, с вашей помощью мы снова поднимемся. Я в вас верю, но мне о многом хотелось бы с вами поговорить. Я еще ни одну девушку не поздравила с тем, что она выходит замуж; давно пора хоть как-то изменить этот страшный стальной капкан. Пожалуй, мне не следовало бы говорить всего этого при Пэнси, но она затем и приехала ко мне, чтобы усвоить принятый в обществе тон. И потом, пусть знает, какие ее подстерегают кошмары. Как только я поняла, что у Озмонда есть на ваш счет планы, я хотела написать вам и недвусмысленно посоветовать ни в коем случае ему не поддаваться. Но я подумала, это похоже будет на предательство, а я таких вещей не терплю. К тому же, как я уже сказала вам, со своей стороны я в восторге, – ничего не поделаешь, я страшная эгоистка. Кстати, вы не будете уважать меня ни на грош, и мы никогда с вами не подружимся. Не я – вы не захотите. Но когда-нибудь мы все же сблизимся с вами больше, чем вы могли бы сейчас предположить. Мой муж сам явится вас поздравить, хотя с Озмондом они, как вам, должно быть, известно, в весьма прохладных отношениях. Муж очень любит наносить визиты хорошеньким женщинам, но вас я не боюсь. Во-первых, что бы он ни делал, мне это глубоко безразлично, ну а, кроме того, вы никогда в его сторону и не посмотрите. Он ни при каких обстоятельствах не может стать героем вашего романа, и, как он ни глуп, он сразу поймет, что и вы не его героиня. Когда-нибудь, если вы способны будете это выдержать, я расскажу вам о нем подробнее. Вам не кажется, надо отослать из комнаты мою племянницу? Пэнси, ступай в маленькую гостиную, поиграй там на рояле.
– Прошу вас, пусть она останется здесь, – сказала Изабелла. – Я не хотела бы слышать ничего такого, чего не должна слышать Пэнси!
Как-то под вечер – дело было осенью 1876 г. – молодой человек приятной наружности дернул шнурок дверного колокольчика небольшой квартирки, расположенной на третьем этаже одного из старинных домов в Риме. Когда дверь открыли, молодой человек осведомился, может ли он видеть мадам Мерль; служанка, некрасивая, чрезвычайно опрятная женщина, лицом француженка, повадками камеристка, проводив его в миниатюрную гостиную, спросила, как он прикажет о себе доложить.