– Я так вам признательна. Могу я попасть туда сегодня же?
– Наверное, она вас не отпустит, – сказал мистер Бентлинг. – Она хочет, чтобы вы заехали к ней. Я взял со слуги Тачита обещание, что он мне протелеграфирует, и два часа назад получил в клубе телеграмму. «По-прежнему спокоен» – сказано в ней, время отправления – два часа дня. Так что видите, вы вполне можете подождать до завтра. Наверное, вы ужасно устали?
– Да, ужасно устала. Еще раз благодарю вас.
– Полноте, – сказал мистер Бентлинг. – Просто мы не сомневались, что вы захотите знать последние новости.
Изабелла вскользь про себя отметила, что в конце концов они с Генриеттой пришли как будто к соглашению. Мисс Стэкпол возвратилась с горничной Изабеллы, застигнутой в тот момент, когда сия превосходная особа доказывала свою полезность. Она вовсе не потерялась в толпе, а просто-напросто получала багаж своей госпожи. Так что Изабелла могла теперь, не задерживаясь, уйти с вокзала.
– О том, чтобы ехать сегодня в Гарденкорт, и думать не смей, – сказала ей Генриетта. – Есть сейчас туда поезд или нет, ты все равно отправишься прямо ко мне, на Уимпол-стрит. В Лондоне буквально яблоку негде упасть, но все же я тебя пристроила. Это, разумеется, не римский палаццо, но на одну ночь вполне терпимо.
– Я сделаю все, что тебе будет угодно, – сказала Изабелла.
– Мне угодно, чтобы ты отправилась ко мне и ответила на несколько вопросов.
– Вы обратили внимание, миссис Озмонд, что про обед она ни слова? – шутливо осведомился мистер Бентлинг.
Несколько секунд Генриетта внимательно его разглядывала.
– А вам, я вижу, не терпится приняться за еду. Завтра в десять часов утра будьте на Паддингтонском вокзале.
– Если это ради меня, то не затрудняйтесь, мистер Бентлинг, – сказала Изабелла.
– Он затруднится ради меня, – заявила Генриетта, усаживая Изабеллу в кеб. Потом в большой темноватой гостиной на Уимпол-стрит – обед там их ждал отменный, надо отдать мисс Стэкпол должное – она задала те вопросы, о которых упомянула на вокзале.
– Муж устроил тебе из-за отъезда сцену? – спросила мисс Стэкпол в первую очередь.
– Нет, не сказала бы, что он устроил сцену.
– Значит, он не возражал?
– Возражал, и даже очень. Но я не назвала бы это сценой.
– Что же это тогда было?
– Очень спокойный разговор.
Несколько секунд Генриетта пристально на нее смотрела.
– Наверное, это был сущий ад.
Изабелла не стала отрицать, что это был ад, просто ограничилась ответами на Генриеттины вопросы: это не составляло труда, так как они носили вполне конкретный характер. Никаких новых сведений она сейчас сообщать не собиралась.
– Что ж, – сказала мисс Стэкпол, – у меня только одно возражение. Я не понимаю, почему ты пообещала маленькой мисс Озмонд, что вернешься.
– Не уверена, что сама это теперь понимаю, – ответила Изабелла. – Но тогда я понимала.
– Если ты забыла, по какой причине ты это сделала, быть может, ты не вернешься.
– Быть может, у меня найдутся другие причины.
– Даже если и найдутся, то наверняка не основательные.
– Что ж, за неимением более основательных достаточно и моего обещания, – высказала в виде предположения Изабелла.
– Да, потому-то оно меня и бесит.
– Не стоит сейчас об этом говорить. У меня есть еще время. Отъезд дался мне нелегко, каково же будет возвращаться?
– Во всяком случае, тебе следует помнить, что сцены он тебе не устроит, – сказала не без задней мысли Генриетта.
– Устроит, – сказала серьезно Изабелла. – Только не минутную, а сцену, которая продлится всю жизнь.
Некоторое время подруги созерцали эту неутешительную перспективу; затем мисс Стэкпол, перейдя по просьбе Изабеллы к другой теме, коротко сообщила:
– А я гостила у леди Пензл.
– Ах так! Приглашение пришло наконец.
– Да, оно шло целых пять лет. Но на сей раз она пожелала меня видеть.
– Вполне естественно.
– Вероятно, ты даже и не догадываешься, насколько естественно, – сказала Генриетта, глядя куда-то вдаль. И потом, посмотрев на подругу, добавила: – Я прошу у тебя прощения, Изабелла Арчер. Ты, конечно, не догадываешься за что. За то, что тебя я осуждала, а сама пошла еще дальше. Мистер Озмонд хотя бы родился по ту сторону океана.
Изабелла не сразу поняла, какой в этом кроется смысл, так скромно или во всяком случае так хитроумно он был припрятан, и хотя она не склонна была сейчас видеть что-либо в комическом свете, тем не менее в ответ на возникший у нее мысленный образ громко рассмеялась. Сразу же, однако, опомнившись, с преувеличенным жаром воскликнула:
– Генриетта Стэкпол, неужели ты собираешься покинуть свою родину?
– Да, бедная моя Изабелла, собираюсь. Не стану этого отрицать; надо смотреть правде в лицо; я собираюсь выйти замуж за мистера Бентлинга и обосноваться здесь, в Лондоне.
– Ну, ты меня и удивила, – сказала Изабелла, теперь уже откровенно улыбаясь.
– Удивила? Да, наверное. Я-то пришла к этому постепенно. Думаю, я знаю, что делаю, но не знаю, смогу ли тебе это объяснить.
– Браки всегда необъяснимы, – ответила Изабелла. – А твой нет нужды объяснять. Мистер Бентлинг не загадка.
– Отнюдь – и не какая-нибудь неудачная острота… И не перл американского юмора. У него прекрасная натура, – продолжала Генриетта. – Я уже много лет его изучаю и вижу насквозь. Он так же ясен, как слог хорошего путеводителя. Не сказала бы, что у него выдающийся ум, но чужой ум он ценить умеет. Правда, ценит в меру. Мне иногда кажется, что в Соединенных Штатах мы переоцениваем значение ума.
– Ну и ну! – воскликнула Изабелла. – Ты в самом деле переменилась. Я впервые слышу от тебя такое замечание о родной стране.
– Я говорю только, что мы слишком превозносим умственные способности как таковые; во всяком случае, это не какое-нибудь низменное заблуждение. Но я и в самом деле переменилась. Чтобы выйти замуж, женщине нужно изрядно перемениться.
– Надеюсь, ты будешь очень счастлива. И тебе удастся наконец увидеть кое-что из частной жизни англичан.
Генриетта с многозначительным видом вздохнула.
– Вероятно, это и есть ключ к разгадке. Я просто не могла выдержать, что меня не подпускают близко. А теперь я в своем праве! – добавила она с неподдельной радостью.
Хотя Изабеллу и позабавил этот разговор, вместе с тем он навел ее на грустные размышления. В конечном счете Генриетта расписалась в том, что она всего лишь человек, всего лишь женщина, – та самая Генриетта, которую Изабелла до сих пор воспринимала как горячий подвижный пламень, как некий бесплотный голос. Досадно было убедиться, что и она доступна слабостям, подвластна обыкновенным людским страстям, что в ее близости с мистером Бентлингом нет ничего особо оригинального. Выйти за него замуж до такой степени неоригинально, что, пожалуй, даже граничит с глупостью. На секунду мир показался Изабелле совсем уж беспросветным. Но потом ей пришло в голову, что мистер Бентлинг, тот, во всяком случае, оригинал. Однако она не понимала, как сможет Генриетта покинуть свою родную страну. Ее собственная связь с ней ослабела, но ведь Америка и не была никогда в такой мере ее страной, как Генриеттиной. Наконец Изабелла спросила подругу, получила ли та удовольствие от визита к леди Пензл.