Лорд Уорбертон был, по-видимому, готов ходить, сидеть – словом, делать все, что угодно Изабелле, в чем он тотчас заверил ее как джентльмен, для которого нет ничего приятнее исполнения светских обязанностей. Тем не менее он не вполне владел собой и, когда он молча шел с нею рядом, то и дело украдкой поглядывая на нее, эти взгляды и смех невпопад выдавали смущение. И раз мы снова коснулись этой темы, повторим уже сказанное нами – да, безусловно, англичане самый романтический в мире народ, и лорд Уорбертон намеревался подтвердить это собственным примером. Он намеревался сделать шаг, который должен был вызвать удивление всех и недовольство большинства его друзей, тем паче что на первый взгляд шаг этот мог показаться крайне необдуманным. Молодая особа, ступавшая с ним рядом по лужайке, приехала из несуразной заокеанской страны, которую он достаточно изучил; о ее семье, о ее близких он имел самое смутное представление и знал о них только то, что они типичные американцы, а следовательно, люди незначительные и ему чуждые. Сама мисс Арчер не могла похвастать ни состоянием, ни тем типом красоты, от которой, по мнению толпы, мужчине простительно терять голову, к тому же, как он подсчитал, он провел в ее обществе каких-нибудь двадцать шесть часов. Итак – стойкость вспыхнувшего чувства, не желавшего уняться, несмотря на все имевшиеся к тому основания, и всеобщее осуждение, особенно со стороны той половины человечества, которой не терпится судить других, – таковы были итоги. И, взвесив все эти обстоятельства, лорд Уорбертон решительно отогнал от себя мысли о них, они так же мало значили для него, как розан в петлице. Счастлив тот, кому большую часть жизни удавалось без особых усилий не навлекать на себя неудовольствия друзей, потому что, когда понадобится пойти по иной стезе, это не будет скомпрометировано досадными воспоминаниями.
– Надеюсь, прогулка верхом доставила вам удовольствие, – сказала Изабелла, от которой не ускользнуло замешательство ее спутника.
– Огромное. Хотя бы потому, что она привела меня сюда.
– Вам так нравится Гарденкорт? – спросила Изабелла, все больше и больше убеждаясь, что он приехал объясниться; не желая побуждать его к этому, если он еще не решился, она вместе с тем старалась сохранить ясность мысли на случай, если он все же заговорит. Ей вдруг пришло на ум, что всего несколько недель назад она сочла бы подобную сцену чрезвычайно романтичной: парк в старинном английском поместье, на переднем плане – «знатнейший», как она полагала, лорд, признающийся в любви молодой особе, которая при ближайшем рассмотрении обнаруживала черты несомненного сходства с нею самой. Теперь, оказавшись героиней этой сцены, она тем не менее весьма успешно наблюдала ее со стороны.
– Гарденкорт нисколько меня не привлекает. Меня привлекаете здесь только вы.
– Но вы слишком мало меня знаете, чтобы иметь право так говорить, и я не верю в серьезность ваших слов.
Произнося такую фразу, Изабелла несколько кривила душой: она не сомневалась в искренности лорда Уорбертона, но, вполне сознавая это, платила дань предвзятому мнению большинства людей, у которых столь скоропалительное признание вызвало бы удивление. Более того, если ей нужны были какие-то доказательства – а она и без того знала, что лорд Уорбертон не принадлежит к числу тех, кого называют вертопрахами, – тон, каким он произнес свой ответ, мог в полной мере послужить этой цели.
– Право в таких вопросах дает не время, мисс Арчер, а глубина чувств. Знай я вас три месяца, это ничего бы не изменило: я был бы так же уверен в своих чувствах, как теперь. Да, я видел вас очень мало, но мое впечатление о вас сложилось в первый же час нашего знакомства. Не теряя времени, я сразу же влюбился в вас. С первого взгляда, как пишут в романах: теперь-то я знаю, что это не просто образное выражение, и впредь буду относиться к романам с большим доверием. Два дня, что я провел здесь, решили все; не знаю, заметили ли вы это, но я с величайшим вниманием наблюдал – мысленно, разумеется, – за каждым вашим шагом. От меня не ускользнуло ни одно ваше слово, ни один ваш жест. А когда позавчера вы приехали в Локли – вернее, когда вы уехали, – у меня уже не осталось ни малейших сомнений. И все же я положил еще раз проверить себя и строжайше допросить. Я это сделал – все эти дни я только этим и занимался. В таких вещах мне не свойственно ошибаться: я из разряда очень разумных животных. Я не легко загораюсь, но если сердце мое задето, это навсегда. Навсегда, мисс Арчер, навсегда, – повторил лорд Уорбертон так дружески, так ласково, так нежно, как никогда еще никто с Изабеллой не говорил, и глаза его, полные любви – любви, очищенной от всего низменного, от жара страсти, от исступления, от безрассудства, – сияли ровным тихим светом, точно защищенная от ветра свеча.
Пока он говорил, они, словно по молчаливому согласию, все замедляли и замедляли шаг, потом совсем остановились, и он взял ее руку в свою.
– Ах, лорд Уорбертон, вы так мало меня знаете! – сказала Изабелла очень мягко. И так же мягко отняла руку.
– Не корите меня этим, мне и без того грустно, что я недостаточно знаю вас и столько из-за этого упустил. Но я хочу наверстать упущенное и, мне кажется, избираю самый верный путь. Согласитесь стать моей женой, и я узнаю вас, и когда мне захочется сказать вам все то хорошее, что я о вас думаю, вы не сможете возразить, будто я говорю так по неведению.
– Вы мало меня знаете, – повторила Изабелла, – а я вас и подавно.
– Вы имеете в виду, что, в отличие от вас, я вряд ли выиграю при более близком знакомстве? Вполне возможно. Но поверьте, если уж я осмелился так говорить с вами, значит, я готов сделать все, что в моих силах, чтобы вы были мною довольны. Ведь вы неплохо относитесь ко мне, не правда ли?
– Я очень хорошо к вам отношусь, лорд Уорбертон, – ответила Изабелла, и в эту минуту он и в самом деле был ей очень мил.
– Благодарю вас. Стало быть, в ваших глазах я не совсем чужой.
Право, я всегда вполне сносно справлялся со всеми другими своими обязанностями и не думаю, что оплошаю в той, которую беру на себя по отношению к вам, тем более что она мне приятней всех прочих. Спросите обо мне тех, кто меня знает: у меня много друзей, и они скажут вам обо мне доброе слово.
– Мне не нужны поручительства ваших друзей, – сказала Изабелла.
– Очень рад это слышать. Стало быть, вы доверяете мне?
– Всецело, – кивнула она, и на душе у нее стало как-то особенно светло, потому что это было действительно так.
Лицо ее спутника просияло улыбкой, он глубоко и радостно вздохнул.
– Пусть я лишусь всего, что у меня есть, если не оправдаю вашего доверия, мисс Арчер!
«Неужели он сказал это, чтобы напомнить мне, как он богат?» – подумала Изабелла, но тут же решительно отвергла эту мысль. Лорд Уорбертон, по собственному его выражению, «заминал» это обстоятельство, и, в самом деле, он мог быть вполне спокоен, что оно не ускользнет из памяти его собеседника, тем паче собеседницы, которой он предлагал руку и сердце. Изабелле, которая с самого начала напрягала все силы, чтобы не разволноваться, удавалось сохранять ясную голову, так что даже слушая его и соображая, как лучше ему ответить, она нет-нет да позволяла себе удовольствие оценить его несколько критически. «Что же сказать?» – спрашивала она себя. Ей от души хотелось сказать ему что-нибудь не менее ласковое, чем то, что сказал ей он. Слова его не оставляли сомнений: Изабелла чувствовала, что – по какой-то непостижимой причине – в самом деле была ему дорога.