Юный Веннер был старше Энди. Невысокий, с лицом, испещренным оспинами, он ходил слегка прихрамывая (этому Элиот был обязан жизни на лондонских улицах). Элиота считали хулиганом, но Энди он нравился. Порой он напоминал ребенка, с которым было очень весело, если его не заносило, как сейчас.
— Нам еще далеко? — спросил Энди.
Друзья устало брели по пыльной дороге на север. Воскресенье выдалось солнечным, и движение было очень оживленным. Энди надеялся, что, несмотря на многолюдье, им удастся остаться незамеченными. Меньше всего ему хотелось угодить в тюрьму за посещение запрещенного развлечения ровно за день до того, как он получит свое первое поручение.
— Еще миля, — ответил Элиот. — Поверь мне, ты не пожалеешь.
— Не знаю. По-моему, травля медведя — не самое веселое зрелище.
— Ты будешь в восторге! — воскликнул Элиот. — Ведь насчет Розмари я оказался прав?
Вот уже три месяца Элиот Веннер был наставником Энди во всем — от азов шпионажа до прогулок по ночным увеселительным заведениям Лондона. Элиот по праву считался лучшим агентом епископа: в выслеживании пуритан он не знал себе равных. Однако едва ли юным сыщиком двигали благие побуждения. Просто такая работа идеально подходила лондонскому пареньку, выросшему на улице. Он мог лгать, воровать, шпионить и получать за это деньги.
Епископ не случайно сделал молодых людей напарниками: он хотел, чтобы Энди поучился у лучшего в своем деле. Тем не менее, обнаружив, что его протеже с удовольствием участвует в вылазках Элиота, он огорчился. Лод знал о ночных пирушках и не одобрял их, хотя и не запрещал. Чтобы войти в доверие к избранной жертве, Веннеру неделями, а порой и месяцами приходилось изображать из себя благочестивого христианина. Епископ понимал, что это давалось пареньку нелегко. В конце концов, должен же Элиот как-то утолять свою юношескую жажду развлечений?.. Подобная возможность представлялась ему только в перерыве между поручениями епископа. Лод не требовал от Элиота добродетельного поведения и не пытался перевоспитывать его — это повредило бы делу.
Для Энди он готовил иное будущее. Зная силу юношеских вожделений, епископ не считал нужным запрещать дружбу молодых людей. Тем более, что обучение Энди подходило к концу и скоро им предстояло расстаться.
А пока Элиот Веннер развлекал Энди прогулками по кабакам. До знакомства с этим рыжеволосым пронырой Энди предпочитал вечеринкам одиночество и не брал в рот ни пива, ни вина. Даже когда он учился в Кембридже, ему больше нравилось сидеть у себя в комнате и читать, чем участвовать в дружеских пирушках. Элиот стал учить его пить, и Энди оказался прилежным учеником. Не раз наставник и ученик просыпались на холодных камнях лондонской мостовой в самом неприглядном виде.
Элиот не только привил Энди вкус к выпивке, но и дал ему первые уроки общения с женщинами. В таверне на Майл-Энд-роуд Элиот познакомил своего подопечного с Розмари. Он шутливо сказал, что это награда за успешное окончание первой учебной недели. Когда Элиот представил девушку, Энди успел захмелеть. Он решил, что ему предлагают встречаться с ней, и вежливо отказался. Несообразительность юнца вызвала в таверне приступ хохота. Завсегдатаи, разинув щербатые гнилозубые рты, покатились со смеху, когда Розмари приблизилась к Энди, соблазнительно покачивая бедрами. Краска бросилась юноше в лицо, и он пулей вылетел из таверны.
На следующее утро Энди чувствовал себя просто отвратительно. Он всегда мечтал, что его первая встреча с женщиной будет напоминать романтическое приключение. Молодой человек представлял себе красавицу с нежной кожей, похожую на Гвиневру, — ради такой девушки он с готовностью отдаст жизнь. Вряд ли кто-то из вчерашних посетителей таверны мог понять, о чем мечтал юноша. Неужели Элиот думал, что Энди ляжет в постель с девицей из таверны, которая оказывает свои услуги так же равнодушно, как поденщик, вынужденный зарабатывать себе на хлеб тяжелым трудом?
Энди тщательно вымылся и дал себе зарок никогда не бражничать с Элиотом. Но вскоре острота неприятных воспоминаний притупилась, и Энди вновь отправился в питейное заведение отмечать завершение очередного этапа своего обучения.
Когда Элиот и Энди добрались до Флит-дитч, где должна была состояться травля медведя, они увидели взволнованное людское море. Предвкушая жестокое зрелище, толпа проявляла нетерпение — звучал хриплый смех, возбужденно заключались пари, слышались грубые шутки. Противозаконность развлечения только разжигала страсти. Элиот чувствовал себя здесь как рыба в воде. Пробираясь сквозь гудящую толпу, Энди думал, что никогда раньше не видел столько неумытых физиономий.
Зрители с жадным любопытством разглядывали бурого медведя, на вид больного и испуганного. Один его глаз был полузакрыт, под опущенным веком виднелось бельмо, левый бок и шея пестрели грубыми шрамами. Раздались возмущенные голоса, кричавшие, что зверь слишком стар и немощен и что травля окажется сплошным обманом. Когда гул недовольства докатился до ушей устроителей, один из них взял длинную жердь и, сунув ее меж прутьев клетки, злобно ткнул медведя. Тот издал такой громовой рев, что даже видавшие виды зрители отпрянули назад. Стоящие у самой клетки принялись подтрунивать над трусостью друг друга, скептики были посрамлены.
— Я же говорил, будет здорово. — Элиот дружески ткнул Энди локтем.
Энди не ответил.
Зрители уселись в естественном амфитеатре, по одну сторону большого рва, на расчищенном от кустарника месте, и представление началось. Посреди площадки был врыт большой деревянный столб.
Откуда-то справа выскочил осел, которого преследовали четыре собаки. На спине у осла визжала во все горло перепуганная обезьянка. Толпа зарыдала от смеха. Несчастный осел проскакал мимо. Элиот хохотал громче всех. Смех у него был очень странным, как, впрочем, и он сам, и напоминал заливистое повизгивание. Энди подумал, что так, должно быть, кричит возбужденная гиена. Устроители на дальнем конце рва настолько напугали осла, что он развернулся и промчался перед толпой еще раз; обезьянка продолжала верещать — ее кусали за ноги собаки.
Несколько дюжих мужчин вывели из клетки медведя и привязали цепью к столбу. Один из устроителей зажег несколько шутих и бросил их зверю под ноги. Они начали взрываться, и старый медведь в ужасе заревел и стал приплясывать, к великой радости толпы. Спустили собак, три из них бросились к столбу.
Возбуждение зрителей росло, они осыпали проклятьями медведя и науськивали собак, которые увертывались от свирепых ударов зверя. Энди посмотрел на своего приятеля и увидел, что тот лихорадочно кусает губу. Глаза юноши были одурелыми и жестокими. По подбородку у него стекала струйка крови. Энди перевел взгляд на толпу. Его окружали Элиоты — обезумевшие звери с дикими глазами. Сидевшие рядом с ним люди жаждали насилия и крови. Энди почувствовал отвращение.
Медведь не сдавался, обороняя свою территорию.
— Сначала они спускают старых собак, — пояснил взбудораженный Элиот, вытирая кровь с подбородка тыльной стороной ладони. — Не хотят, чтобы его задрали сразу.