Адмирал Колчак, которого заставили заниматься несвойственным ему делом, пришел к власти восемнадцатого ноября 1918 года, став и Верховным правителем России и главнокомандующим всеми вооруженными силами одновременно. К сладкому пирогу власти не замедлили подтянуться сильные мира сего, забряцали вилками, ножами — кто чем…
Через пять дней после утверждения адмирала на высоком посту атаман Семенов разослал по всей Сибири телеграммы, в которых настаивал, чтобы Верховным правителем был назначен, не Колчак, а кто-нибудь другой, кто лучше знает армейские «сухопутные» реалии — например, Деникин, Дутов или управляющий Китайско-Восточной железной дорогой генерал-лейтенант Хорват.
Дутов в связи с таким запоздалым демаршем коллеги попал в щекотливое положение. Он уже на второй день после прихода Колчака к власти признал нового Верховного правителя России. Отступать назад было поздно. Обдумав все основательно, Дутов направил первого декабря письмо атаману Семенову, в котором просил забайкальского «владыку» признать Колчака.
Против самого Дутова в Оренбурге также выступили недоброжелатели, новые претенденты на власть. Созрел и налился дрянью заговор-нарыв; если бы он лопнул, то заснеженные улицы Оренбурга точно залило бы кровью. Кто же на этот раз решился оспорить власть атамана? Эсер Чайкин, командир башкиро-казахского корпуса Валидов и эсер командующий Актюбинской группой Махин. В числе выступавших против Дутова оказались казахский лидер Чокаев и старый знакомый — атаман Первого военного округа Оренбургского казачьего войска полковник Каргин, которого Дутов продолжал терпеть до сих пор, не снимая с поста… Были и другие, калибром помельче, на которых атаман решил не обращать внимания.
Самым опасным из недоброжелателей был Валидов [52] . Дутова он ненавидел яростно, кажется, даже во сне видел, как дотягивается пальцами до глотки атамана и давит, давит, давит. Колчака Валидов ненавидел еще больше, а уж после того, как Верховный правитель издал приказ о роспуске казахского и башкирского правительств, а также о ликвидации корпуса, которым командовал Валидов, башкирский лидер не переставал скрипеть зубами.
Его старый друг эсер-экстремист Чайкин, находившийся в это время в Туркестане, — услышав, что Валидов лишился всех своих постов и чинов, немедленно примчался к другу.
— Без дела ты никогда не останешься, — уверил его Чайкин, — такие люди, как ты, никогда не пропадают.
— Как бы сковырнуть Колчака с его насиженного места, э?
— Прежде чем сковырнуть Колчака, надо сковырнуть Дутова. По моим сведениям Дутов первым из казачьих атаманов присягнул Колчаку на верность.
— Надо действовать одновременно и против Колчака, и против Дутова. Только так можно их одолеть.
Заговор вскоре оформился в подпольную структуру. И цель достойная у заговорщиков появилась: Чокаев, Валидов, Чайкин, Каргин, Махин решили создать некое союзное объединение, состоящее из трех «стран» — Казахстана, Башкортостана и Казачьего государства. И должности соответственно расписали — бо-ольшие должности с толстыми портфелями. Заговорщики собирались в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое ноября провести совещание, распределить на нем портфели и обговорить окончательную дату, когда они выступят против существующей власти.
Приказ об аресте заговорщиков отдал Колчак, а не Дутов. Сведения у колчаковской контрразведки были точные — в рядах заговорщиков оказался свой человек, поручик Ахметгали Велиев, сын крупного татарского купца из Челябинска. Велиев и сообщил о тайном совещании коменданту Оренбурга, капитану Заваруеву. Тот, несмотря на поздний час, незамедлительно доложил об этом главному начальнику Оренбургского военного округа Акулинину, а Акулинин — выше. Спокойный, сосредоточенный, он не сдержал усмешки:
— Докатились-таки… до заговора.
Через несколько минут в состояние боевой готовности были приведены атаманский дивизион и запасной полк. Все офицеры, находящиеся в городе, — в первую очередь те, кто прибыл с фронта, — были спешно вызваны в комендатуру. Также были вызваны русские офицеры, служившие в башкирских частях, а сами части окружены верными Колчаку и Дутову солдатами. Запасной полк тем временем взял в кольцо широкое угрюмое здание караван-сарая, в котором проходило совещание заговорщиков.
К вечеру поднялась метель. Грузные хвосты снега быстро забили все обочины, целыми сугробами осели на улицах, перекрыв их, запечатав проулки, с грохотом сверзались с крыш. Тяжелая, буквально физически осязаемая тревога висела в воздухе.
Во многих домах был погашен свет — люди хоронились…
Около железнодорожного вокзала громыхнуло несколько выстрелов, потом ударила короткая пулеметная очередь, и все стихло. Штаб заговорщиков, несмотря на кольцо, каким-то образом сумел перебраться из караван-сарая на железнодорожную станцию. Заговорщики поняли, что Дутова им не одолеть, до Колчака не дотянуться — сил хватит максимум на то, чтобы убежать, и Валидов с «сотоварищи» девятнадцатого ноября покинул Оренбург.
Когда Дутову сообщили о том, что Валидов бежал, прихватив с собой все имевшиеся на станции вагоны — и товарные, и пассажирские, вместе — несколько поездов, атаман лишь махнул рукой и произнес облегченно:
— Бог с ними, с вагонами! — Подойдя к образам, он перекрестился. — Ну вот, еще одна гроза пронеслась мимо…
Бембеев в ту тяжелую ночь находился в казармах башкирского полка, — полк этот входил в состав бригады, которой командовал Валидов, — в казарме было холодно, не спалось. В дежурной комнате сидел прапорщик Потапов, обложившись книгами, делал выписки — он собирался сдавать экзамен на чин подпоручика — так что дежурство выпало весьма кстати.
В первом часу ночи Потапов отлучился по вызову, вернулся озабоченный, сдернул с рукава повязку дежурного, растолкал калмыка:
— Поднимайся, уходим отсюда!
Бембеев все понял, молча, несколькими поспешными движениями натянул сапоги, подхватил шинель и выбежал вслед за Потаповым на улицу. В лицо ему ударил жесткий порыв снега, вышиб слезы и перехватил дыхание.
— Что случилось? — просипел он на бегу.
— Башкирцы вздумали поднять восстание. Всем русским офицерам велено явиться в распоряжение коменданта города.
— Но я-то не офицер…
— Ты — наш.
Через несколько минут их остановил пеший патруль. Один из казаков снял с плеча карабин и повелительно поднял руку:
— Куда направляетесь?
— К коменданту Оренбурга капитану Заваруеву.
— Пропуск!
— Не успели получить, браток, — в голосе Потапова послышались виноватые нотки.